Глава IV. Опальные годы
В 1991 г. к 100-летнему юбилею С. С. Юдина пышное торжественное заседание в Институте им. Н. В. Склифосовского и ряд публикаций, практически впервые несколько приоткрыли тяжелую завесу над трагической судьбой этого удивительного человека.
Когда-то все хирурги, не только исследователи, но и сугубые практики, считали за честь быть его учениками и пребывали в глубоком шоке после неожиданного ареста, тюремного заключения и ссылки популярнейшего медика, одного из лучших хирургов мира, заражавшего своей энергией и оптимизмом специалистов совершенно разного уровня. Однако, несмотря на недавно появившуюся довольно откровенную и подробную информацию, особенно в газетах и малотиражных сборниках, чувствуется недосказанность, иногда желание приукрасить действительность, по большому счету уйти от раскаяния и ответственности за страшные события прошлого.
К сожалению, хирурги, как точно подметил Бальзак, нередко бывают «героями одного мгновения». Их мастерство обычно высоко оценивается обществом при жизни, однако память о них чаще всего сохраняется в сердцах лишь немногих учеников, близких и пациентов. Эта внезапная переоценка ценностей справедливо воспринимается как глубочайшая несправедливость.
Здесь невозможно не вспомнить слова С. С. Юдина из публикации незаконченной рукописи о психологии творчества: «В официальных инстанциях не может быть ни горя, ни даже огорчения; там возможна минутная озабоченность для решения вопроса о форме и размерах участия в прощальных церемониях и газетных инстанциях…Житейские заботы сотрут почти начисто живую память о самых деятельных и знаменитых людях, даже у близких сотрудников и друзей». Не правда ли? Как бы про себя писал Сергей Сергеевич.
Когда Сергей Сергеевич находился в ссылке, сначала в г Бердске, а затем был переведен в Новосибирск, ему помогали в проведении научных исследований и, в частности, по исследованию нейро-гуморальной регуляции секреции желудка и кишечника студенты новосибирского медицинского института. Среди них был и Юра Наточин (студент 3-го курса), которого С. С. Юдин очень любил.
Так вот совсем недавно, мы получили письмо от В. Н. Понуровой, которая в то время работала врачом-хирургом в Новосибирске, так же помогала Сергею Сергеевичу, и с ней мы постоянно уже на протяжении многих лет переписываемся.
Что же сообщила нам В. Н. Понурова: «Сейчас Юрий Викторович Наточин действительный член РАН. Сегодня живет в Санкт-Петербурге. И вот Ю. В. Наточин совсем недавно побывал в музее Института им. Н. В. Склифосовского и попросил показать кабинет С. С. Юдина. При этом экскурсовод ответила: «А кто это?».
А в наших газетах жулики от журналистики, норовят погреть руки на сенсации, изображая тяжкий труд хирурга (имеется в виду С. С. Юдина) самым хамским образом.
В бурный водоворот хирургической и научной деятельности он активно вовлекал окружающих. Практически все российские хирурги старались подражать ему и стремились копировать его образ жизни. Влияние С. С. Юдина как хирурга достигло таких масштабов, что Институт им. Н. В. Склифосовского в 30-40 гг. прошлого столетия превратился в своего рода хирургическую «Мекку». Со всех уголков не только нашей страны, но и всего мира приезжали не только маститые хирурги, но и представители творческой интеллигентности, люди искусства, а так же другие почитатели его таланта (художники, скульпторы, композиторы, режиссеры и другие), чтобы полюбоваться операциями С. С. Юдина. При этом многие не находили слов, чтобы выразить свое впечатление и восхищение, которое производили на них операции Сергея Сергеевича. В его кабинете находился альбом, в котором постоянно оставляли свои благодарные записи гости.
Профессор А. И. Кожевников так писал о С. С. Юдине автору этих строк: «Блеск его оперативной техники знал весь хирургический мир. В нем сочетались талант хирурга, оператора, писателя, педагога. Он возвышался среди хирургов нашего века как скала».
Решившись написать строки о свершившейся трагедии, о которой долгое время умышленно умалчивали, я руководствовался собственной убежденностью и уверенностью в том, что о судьбе корифеев отечественной хирургии и науки сегодня должны знать все, как минимум, врачи различных специальностей и интеллигенция в самом широком понимании этого слова.
Судьба С. С. Юдина оказалась сложной и, к великому сожалению, страшной и трагичной, как, впрочем, и многих других выдающихся Ученых нашей страны. Вспомним здесь, например, судьбу А. Н. Туполева, С. П. Королова, маршала К. К. Рокосовского, академика А. Д. Сахарова и многих других известных Советских ученых и видных общественных деятелей. Но все же, несмотря на все сложности его жизненного пути, Сергей Сергеевич всегда считал себя счастливым человеком.
По мнению А. И. Солженицина после коммунистического переворота было уничтожено более 100 млн. наилучших русских умов. Кстати, придумали концлагеря Ленин, Дзержинский, Блюхер и целый ряд других партийных идеологов и функционеров, а, впоследствии, их идею у себя в Германии перенял Гитлер.
Жил С. С. Юдин в нашем советском представлении достаточно обеспеченно, что было обусловлено, во-первых, тем, что его имущество не было полностью национализировано после революции. Это, вероятно, объяснялось хорошим к нему отношением тогдашнего Наркома здравоохранения Н. А. Семашко, а тот, в сою очередь, был близок к «верхам». Во-вторых, С. С. Юдин всегда получал хороший оклад, работая в должности главного хирурга Института им. Н. В. Склифосовского. Тем не менее, за свою жизнь он практически ничего не приобрел и только позволил себе купить несколько картин, любимых им художников.
Справедливости ради, необходимо сказать, что почитатели его таланта и высокопоставленные пациенты, нередко дарили ему довольно дорогие подарки. Обычно это были картины (Сергей Сергеевич очень ценил живопись), автомобили, особые ружья (С. С. Юдин был страстным охотником).
Сергей Сергеевич не боялся принимать у себя дома иностранных хирургов и высокопоставленных гостей. И вот тогда, в иностранном журнале было напечатано, что всемирно известный профессор С. С. Юдин обеспечен на уровне среднего сельского врача Франции. Это ему естественно припомнили при аресте.
Удивительно, что С. С. Юдин, будучи беспартийным, смог подняться по служебной лестнице (от заведующего отделением уездной Серпуховской больницы до главного хирурга Института им. Н. В. Склифосовского) с его отношением, как он называл к «совдепии». Особенно в военное время его неоднократно принуждали вступить в ряды ВКПб, но он всячески категорически отказывался. Он сам себя считал кадетом (конституционно-демократическая партия) и довольно открыто враждебно относился к советской власти.
Не считаю лишним повториться и еще раз напомнить, что несмотря на его политические взгляды, за огромную заслугу перед отечественным здравоохранением он был дважды награжден Сталинской (Государственной) премией, а посмертно – Ленинской, а так же удостоен высокими правительственными наградами. Но все же он всю войну так и оставался полковником, в то время как врачи, гораздо меньшего масштаба, были генералами.
С. С. Юдин допускал мысль о возможности ареста, так как каждый раз, проезжая мимо НКВД на Лубянке, всегда крестился и шептал «Пронеси Господи». В близком кругу он даже как-то сказал, что в кратком курсе истории партии не было правды. Будучи убежденным атеистом, он был крещен и посещал богослужения в Елоховской церкви. В храме крестился.
Сергей Сергеевич был значительно более известен за границей, нежели в своей стране, где к нему относились недостаточно уважительно, из-за его политических взглядов. Как только за рубежом стало известно, что столь уважаемого ученого-хирурга с мировым именем арестовали ни за что, удивление иностранцев было настолько велико, что вскоре в Лондоне в помещении английского Королевского колледжа хирургов был выставлен большой портрет Сергея Сергеевича с соответствующей надписью об отношении к нему коммунистического режима.
Имеются весьма достоверные данные, что арест С. С. Юдина был осуществлен, для того, чтобы выколотить побоями компроментирующие сведения на маршала Г. К. Жукова, которого И. В. Сталин очень не любил, боялся и всячески стремился найти предлог для его ареста. Ведь И. В. Сталин был крайне недоволен огромной популярностью маршала. Он, особенно в последние годы, серьезно побаивался Г. К. Жукова.
С. С. Юдин очень ценил маршала Г. К. Жукова, с которым Сергей Сергеевич познакомился в 1944 г. на фронте, считал его военным гением России и приравнивал его к А. В. Суворову.
Сам С. С. Юдин и маршал Г. К. Жуков хорошо друг к другу относились и имели весьма близкие, даже, можно сказать, дружеские контакты. Они неоднократно встречались на фронте, и Сергею Сергеевичу Г. К. Жуков однажды даже предложил апробировать и сделать первый выстрел из особо мощной современной пушки, которая самому маршалу Г. К. Жукову очень понравилась своими возможностями, и Сергей Сергеевич с большим удовольствием апробировал новое сверхмощное орудие.
Впоследствии, на допросах С. С. Юдин отказался сказать что-либо плохого против Георгия Константиновича, которого благотворил как человека и полководца. Об этом он поведал в узком кругу семьи после возвращения в Москву.
Истинный патриотизм С. С. Юдина подчеркивает и тот факт, что он неоднократно оперировал членов Политбюро ЦК ВКПб, но категорически отказался оперировать фельдмаршала Паулюса, поскольку тот был врагом России.
Вот как это было. Дяде сообщили, что нужно срочно оперировать какого-то важного генерала. В тот день он очень плохо себя чувствовал. Разболелся позвоночник. Дал о себе знать застарелый, со времени контузии в первую империалистическую войну, радикулит. Ему даже нагнуться, чтобы надеть ботинки было трудно - сел в машину прямо в тапочках. По дороге, наконец, спросил фамилию больного. «Фельдмаршал Паулюс? – переспросил с нескрываемым удивлением. Я не буду его оперировать! Я же его прирежу! Мерзавцы, они захотели, чтобы я консультировал, а может быть и оперировал немецкого генерала Паулюса, и мне только в машине об этом сообщили! Я категорически сказал, что не буду этого делать, обойдутся и без меня. Мое время слишком дорого, у меня много русских раненых…». С этими словами остановил машину. Пошел пешком, в чем был, в тапочках.
Эмоциональность и детская непосредственность сослужили ему плохую службу. Независимая точка зрения и критическое отношение к партийным авторитетам, явно раздражало убежденных коммунистов и компетентные органы. Наступили новые времена, в которые уже нельзя было помыкать идеологизацией повседневной жизни.
В послевоенные годы С. С. Юдину вменялось в вину связь с некоторыми крупными военноначальниками, с которыми он был просто в дружеских отношениях – главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, маршалы И. С. Конев и Ф. И. Толбухин, генералы армии Е. А. Щаденко и А. С. Жадов, генералы В. Б. Богаткин, П. А. Ротмистров, Н. И. Лямин. Многие из них были репрессированы до войны и это, естественно, способствовало их частым заболеваниям.
Дружба их заключалась, в основном в том, что они дружили домами, страстно охотились и ездили на рыбалку. Охота С. С. Юдина увлекала с детства. С 1937 по 1941 гг. он регулярно проводил выходные дни на охоте в Завидово, Переславле-Залесском, Оршанском и других живописных районах Подмосковья.
И, только за это, Сергею Сергеевичу приписывали вражескую связь с некоторыми высшими командирами отечественной армии, якобы недовольными существующим строем и замышлявшими «преступные» действия против правительства.
Особенно теплые отношения, были у Сергея Сергеевича с главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым, который часто навещал больного С. С. Юдина во время его тяжелой болезни (первый инфаркт миокарда он перенес в 1942 г.).
До и во время войны С. С. Юдин многих из них лечил, нередко оперировал, в связи с заболеваниями, а чаще, ранениями. В частности, в 1945 г. в Вене у командующего войсками маршала И. С. Конева на фронте развилась острая кишечная непроходимость. Все врачи пребывали в растерянности. Был приглашен Сергей Сергеевич, и ему удалось устранить жизнеопасное заболевание в условиях фронта консервативными мероприятиями (обычной очистительной клизмой).
Маршал И. С. Конев был настолько благодарен С. С. Юдину и знавший, что Сергей Сергеевич увлекается автомобилями, которыми С. С. Юдин сам виртуозно управлял, в благодарность дал распоряжение по фронту подобрать С. С. Юдину хороший автомобиль в подарок.
Сергея Сергеевича отвезли на футбольное поле, которое было заставлено громадным количеством трофейных автомобилей. С. С. Юдину предложили выбрать самому машину, которая ему понравится. Сергей Сергеевич выбрал себе Бъюик с откидной крышей. Автомашина была доставлена в Институт им. Н. В. Склифосовского. На этой машине он до ареста ездил. Затем Наталья Владимировна подарила ее Б. С. Розанову.
Сведения об аресте С. С. Юдина я пытался получить в МГБ еще в начале 1991 г. (во времена оттепели), готовясь написать ряд статей, посвященных к столетию его рождения. Но дважды меня постигла неудача и, к вполне справедливой моей просьбе, как близкого родственника незаконно репрессированного человека, а затем, полностью реабилитированного, был получен отрицательный ответ. И только в третий раз (1994) мне удалось прочесть 5 томов допросов С. С. Юдина и лиц, привлеченных к этому незаконному делу (большую помощь в этом деле оказал генерал КГБ, близкий знакомый моего пациента). Мне разрешили делать выписки и даже подарили две фотографии С. С. Юдина в арестантской одежде, которые любезно пересняли сотрудники на Лубянке.
С. С. Юдин был арестован 23 декабря 1948 г. и обвинен по статьям 58 – 1 «б» и 58 – 10, часть 2 УК РСФСР, как враг Советского государства, снабжавший английскую разведку шпионскими сведениями о нашей стране. В дальнейшем, с целью секретности, в тюремных документах С. С. Юдин числился «арестованным N 7».
Меня часто спрашивают, за что и почему был арестован С. С. Юдин?
Версий о том, что стало конкретным поводом для ареста, было множество. В частности, в 1948 г. у советских контрразведчиков случилось несколько провалов «на английской линии». В деле Натальи Водолазовой – переводчицы корреспондента английской газеты («Dajly Telegraph and Morning post») Чолертона, арестованной в 1943 г. за содействие своему шефу в сборе конфиденциальной информации, обнаружили фамилию «Юдин». Поэтому Сергея Сергеевича обвиняли в том, что он в 1936 г. установил преступную связь с английским контрразведчиком. А на самом деле С. С. Юдин рассказывал Чолертону о своей методике переливания трупной крови. И все. И этого он никогда не отрицал.
В свое время на кафедре, руководимой С. С. Юдиным, работал ассистентом А. А. Беляев, которому так же задавали один и тот же вопрос: «За что был осужден Сергей Сергеевич Юдин?». «Полагаю, что теперь таких вопросов уже не возникало бы. И все-таки иногда в выражениях и высказываниях своих мыслей Сергей Сергеевич допускал определенные «вольности», которых при умелой подаче было вполне достаточно для возбуждения дела».
Из прочитанных документов мне удалось выявить связь ареста С. С. Юдина с личностью самого Г. К. Жукова. Оказалось, что Сталин тревожился его большой популярностью в стране и славе этого блистательного полководца. В НКВД г. Новосибирска мною и В. Н. Понуровой так же были обнаружены документы, указывающие на желание Сталина очернить Георгия Константиновича и, тем самым, уничтожить его.
Арестовать Г. К. Жукова Сталин не осмелился, поэтому на маршала стали готовить компроментирующие материалы. В частности, пытались заставить С. С. Юдина дать необходимые властям данные, но получить их от Сергея Сергеевича им, как я уже упоминал, не удалось. По делу «Жукова» были арестованы генерел-лейтенант В. В. Крюков и его жена – известная певица Лидия Андреевна Русланова.
23 декабря 1948 г. Сергею Сергеевичу позвонил тогдашний Нарком здравоохранения генерал полковник Смирнов Н. А., который не мог не знать, в какую западню толкает этого слишком самоуверенного, по его мнению, знающего себе цену хирурга, с просьбой срочно осмотреть больного. С. С. Юдин только что вернулся из Большого театра, где слушал оперу «Борис Годунов». Дома, помешивая чай, он все еще был под впечатлением музыки и блистательно исполненных арий, ведь пели Максакова и Пирогов.
Сергей Сергеевич сразу же вышел к автомобилю, но привезли его не к постели больного, а в НКВД на Лубянку, объявили об аресте по приказу Абакумова (помощника Л. П. Берия). Следствие сначала проводил полковник Комаров, заместитель начальника следственной части по особо важным делам, который по приказу Абакумова, при первом же допросе сильно избил С. С. Юдина, выбил ему зубы, заставил раздеться догола, лечь на пол и избивал резиновой дубинкой. Допрос проводился по так называемой «конвеерной системе», в течение 9-ти суток после ареста, когда сменялись следователи, а арестованному не давали возможности отдыха, не разрешали заснуть, в то время, как палачи периодически отдыхали. Удары по лицу Сергей Сергеевич переносил сравнительно легко. Гораздо тяжелее было, как впоследствии рассказывал С. С. Юдин, когда щипцами захватывали ресницы и веки, и свертывали их в «трубочки».
И такая жестокость проявлялась не только к человеку, перенесшему обширный инфаркт миокарда и страдавшего стенокардией, но и к врачу-хирургу, тем более с мировым именем. К этим мучениям палачи-следователи добавляли угрозы арестовать всю семью «до седьмого колена», а любимую внучку Галю отдать в приют для детей.
Как известно, самого Абакумова, после ареста Берии, расстреляли, а Комарова – арестовали.
В результате избиений и запугиваний Сергей Сергеевич подписал все предъявленные ему обвинения, о чем он написал в заявлении на имя Сталина только через три года после ареста.
В дальнейшем С. С. Юдина допрашивал следователь Иванов, который вел себя значительно либеральнее и не избивал подследственного.
Ключевую и крайне отрицательную роль в деле С. С. Юдина, сыграла арестованная одновременно с ним его операционная сестра М. П. Голикова. На допросах она сначала его оговаривала, видимо, стремясь облегчить свою учесть, а, в дальнейшем, через много лет, от показаний отказалась.
Марина Петровна Голикова, пришла на работу в Институт в 1932 г. Она умела себя поставить, волевая, требовательная к себе и другим женщина. С. С. Юдин говорил про нее: «Святая женщина». Она всегда была готова к риску, занималась альпинизмом, любила езду на мотоцикле (однажды упала и долго лечила перелом). Обычно она готовила почту С. С. Юдину, отвечала на некоторые письма, печатала на машинке, фотографировала, подбирала иллюстрации, грамотно писала и редактировала. Систематизировала данные, вела архив.
 |
Марину Петровну арестовали 23 декабря 1948 г., т. е. в тот же день. В течение года никто ничего не знал ни о судьбе С. С. Юдина, ни о Марине. |
В Бутырской тюрьме министр МГБ Абакумов и следователь полковник Комаров требовали от М. П. Голиковой показаний о преступной деятельности «бывшего профессора Юдина», угрожали пороть резиновыми палками, посадить в тюрьму дочь и мужа-жида…». Убеждали, что Юдин во всех преступлениях давно признался. «Знаем, как он оперировал: выпускал кишки». Протокол садистского допроса был полностью сочинен следователем Ивановым. Операционную сестру вынудили признать факт «антисоветских» разговоров С. С. Юдина с академиком И. В. Давыдовским (на самом деле оба академика обсуждали перспективы развития только недавно созданной Академии медицинских наук СССР), подписать другие «обличающие» показания. Она наивно рассчитывала, что мучители «разберутся и поймут нелепость и страшный бред протоколов». Однако Марину Петровну отправили в ссылку в Карагандинскую область. Год и 10 месяцев просидела она в лагере. В последующем М. П. Голикова не находила себе оправдания в том, что не выдержала испытаний и оговорила С. С. Юдина ради спасения единственной дочери. Только в 1952 г. она направила Генеральному прокурору СССР опровержение в виде пространственной жалобы.
Из жалобы М.П.Голиковой Генеральному прокурору СССР от 15 июня 1952 г.
«23.12.1948 года я была арестована, а через несколько часов министр ГБ Абакумов мне объявил, что я арестована по делу бывшего профессора С. С. Юдина, который арестован раньше меня и во всех своих антисоветских преступлениях признался. На вопрос, знаю ли я его деятельность, я заявила: «Да, я его жизнь знаю, как свою, и расскажу все, что знаю». В первую же ночь на следствии, начальник следственной части по особо важным делам полковник Комаров применил весь русский мат и заявил, что все мои показания ерунда, а если я не буду рассказывать о преступной деятельности Юдина, то меня будут пороть резиновыми палками, посадят в тюрьму мою дочь и мужа-жида (он русский), - и прочие угрозы и страшные обещания, которые он мог обещать заключенной.
Прошло несколько суток в кабинете следователя и абсолютно без сна в камере. Мои рассказы ни к чему не приводили, потому что я никогда не знала и не слышала ни о каких-либо преступлениях, проработавши с Юдиным 16 лет. Но угрозы не прекращались, силы терялись, а страх усиливался. Первый протокол, написанный и сочиненный следователем Ивановым. Но то, что там написано, этого никогда не было. Никогда!
После карцера, матершины, галлюцинаций, которые меня преследовали, я решила давать вымышленные показания. Другого выхода у меня не было. Я спасала мою единственную дочь. Протоколы подписывала, в которых следователь «заострял» углы, и этим усугубляли суть дела, а на малейшее мое возражение я слышала одно и то же: «Что ж, опять в карцер пойдете!».
Давая такие показания, я верила, что разберутся и поймут всю нелепость и страшный бред. Через 11 месяцев мне зачитали приговор и полураздетую, с параличом лицевого нерва отправили в спецлагерь Северного Казахстана Карагандинской области.
Там продержали один год и десять месяцев. 4 октября спецконвой меня доставил в центральную тюрьму Москвы в качестве свидетеля. Многое переделали, «исправили», но остались те же запугивания и обещания отправить в карцер. Страх меня не покидал, и я не могла отойти от того страшного вымысла и, так как мне и теперь не верили, что я ничего не знаю, доказать не могла даже на очной ставке после предварительной репетиции я подтвердила никогда не существовавшие факты. Надежда на то, что разберутся, меня не покидала.
В тюрьме об этом я писала два раза министру ГБ и один раз прокурору. Прокурор генерал Китаев вызвал меня на пять минут, сказал, что он посовещается: если не успеет меня вызвать, то сообщит решение на место, где я буду.
Во внутренней тюрьме я просидела до 10.04., писала опять прокурору, просила следователя вызвать меня на допрос, но никто меня не вызывал, а вскоре перевели в Бутырскую тюрьму и 14.05. зачитали опять решение особого совещания – заменить 8 лет 5-ю годами. Дело пересмотрели без меня, и все клеветническое, вызванное насилием, осталось.
Я не нахожу себе оправдания за то, что не выдержала испытаний. Но я мать, которая ради единственной дочери, студентки V курса и ныне уже хирурга, сама мать и жена уже, я шла на такое тяжкое преступление, давая вымышленные показания на человека, от которого я никогда ничего антисоветского не слышала. Участвуя во всех его научных работах и проводя все сложнейшие операции на фронте и в Москве в течении 16 лет, я считала своим долгом помогать, насколько хватало моих сил и небольших знаний, принимая за великую честь помогать ему в работах, которые поощрялись правительством… Очень прошу разобраться в столь сложной истории и дать свои выводы».
Эта пространная жалоба М. П. Голиковой, написанная в Молотовском лагере, дает возможность судить о том, как велось следствие.
В апреле 1953 г. Марину Петровну освободили по амнистии. Официально дело «за отсутствием преступления» было прекращено только в 1957 г.
Имя С. С. Юдина исчезло со страниц учебников и монографий, а также других книг.
Самый популярный, с мировой известностью хирург, человек, благодаря усилиям которого Московский Институт им. Н. В. Склифосовского еще в 30–40-х гг. превратился в лучшую хирургическую клинику страны, в полном объеме вкусил славу и забвение. Все его знакомые от него отвернулись, боясь сталинских репрессий.
