Глава II. Институт им. Н. В. Склифосовского
В предисловие к книге Б. Ш. Нувахова и соавт., (1991), приуроченной к 100-летию со дня рождения С. С. Юдина, академик Б. В. Петровский писал: «Немногие из советских хирургов награждены двумя Государственными премиями СССР и посмертно Ленинской премией. Далеко не каждому из лучших представителей этой древней и драматической профессии суждено было оказывать такое сильное влияние на развитие отечественной хирургии не только на протяжении почти тридцати лет жизни, но и после смерти. Единицам удалось создать свою школу, и не просто школу, а воспитать учеников-соратников, которые и сейчас с законной гордостью говорят: «Мы работали с С. С. Юдиным». Да и сама фамилия Юдина стала, в какой-то степени, символом высших достижений в отечественной хирургии за последние 50–70 лет. Очевидно не зря во многих серьезных зарубежных руководствах по желудочной хирургии (N.Harkins, L.Nyhus, 1969) так прославляют нашего хирурга С. С. Юдина.
Можно оспаривать такую оценку и считать ее преувеличенной, но никто и никогда не сомневался в заслугах С. С. Юдина – хирурга, организатора, ученого, учителя. Его имя связывают прежде всего с хирургией, и во многие ее разделы он внес внушительный вклад: в брюшнополостную хирургию, в травматологию, в лечение ран. Но наибольших успехов С. С. Юдин достиг в хирургическом лечении язвенной болезни желудка и 12-ти перстной кишки. К 40-м годам он имел самый большой в нашей стране опыт (и в мире – авторы) в этой области, и о его мастерстве ходили легенды. Он оперировал очень быстро, «анатомически» и красиво и многие известные хирурги страны стремились перенять его опыт, а Институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского стал "«Меккой хирургии"».
Не меньшую славу С. С. Юдину принесли успехи в заготовке и применении крови от умерших людей – так называемой трупной крови… Вклад С. С. Юдина в это перспективное направление был оценен по достоинству лишь в 1962 г., когда ему посмертно была присуждена Ленинская премия…. С. С. Юдин был в числе тех, кто в конце Великой Отечественной войны принял участие в основании Академии медицинских наук СССР, и одним из первых был избран действительным членом этой академии.
В послевоенные С. С. Юдин с присущей ему энергией активно восстановил работу по восстановительной хирургией – разработкой методов совершенствования искусственного пищевода (эта работа активно стала разрабатываться Сергеем Сергеевичем в 1930 г. – авторы)… За успехи в этой области хирургии С. С. Юдин в 1948 г. был удостоен второй Государственной премии СССР.
Своими трудами и блестящей хирургической деятельностью С. С. Юдин заслужил широкое международное признание и поднял на достойную высоту авторитет отечественной хирургии… В течении более чем двух десятилетий он достойно представлял советскую хирургию за рубежом, чему, безусловно, способствовало блестящее знание иностранных языков.
Жизненный путь С. С. Юдина иногда напоминает приключенческую повесть и как в капле воды отражает трагедию нашего времени – его так же коснулась черная волна репрессий.
Но большая часть его жизни – это жизнь подвижника, который не мыслил свой путь без творчества и каждодневного самосожжения в труде хирурга. Он был такой же человек, как большинство из нас, со своими слабостями, увлечениями, страстями. Черты его личности были так выпуклы, характерны, что многих художников с мировым именем С. С. Юдин вдохновил на создание живописных или скульптурных портретов.
Он был сыном своего времени и патриотом своей Родины: за оборону Москвы он единственный их московских врачей был награжден орденом Красной Звезды.
Полной биографии С. С. Юдина до сих пор не написано, да и разве можно в одной книге отразить его жизнь во всей сложности и полноте, а так же многогранность его творчества?…».
Сергей Сергеевич Юдин (1948). |
На базе Шереметевской больницы в 1919 г. была создана станция Скорой помощи, которую возглавил А.С.Пучков, а согласно постановлению юбилейной комиссии по случаю празднования 5-летия Советской медицины в Москве и Московской области (от 23.07.1923 г.), Шереметевскую больницу переименовали в Институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского.
Шереметевская больница представляет собой один из известнейших исторических архитектурных памятников Москвы, а история его создания обусловлена истинной и высоко возвышенной любовью к женщине, необычайно романтической историей любви основателей этого дома и, к сожалению, заканчивающейся внезапно драматическим финалом.
Наталья Владимировна Юдина. |
В начале XVII века царь Михаил Федорович пожаловал князьям Черкасским земли вблизи Москвы, которые вплоть до XIX века сохранили название «Черкасские огороды» и занимали довольно большую площадь «за Садовой улицей» и распространялись до земляного вала, Марьиной рощи и Останкино.
Когда одна из самых богатых невест России – княжна Черкасская выходила замуж за деда графа Н. П. Шереметева, она принесла в приданое часть этих земель и, таким образом, они перешли во владение графов Шереметевых.
Усадьба, полученная Шереметевыми, начиналась за Сухаревской башней, граничила с Мещанской слободой (ныне проспект Мира), а с другой стороны, включала земли, по которым позже прошли Грохольские переулки.
Это была глухая окраина Москвы. Когда то здесь были деревянный дом и деревянная церковь св. Ксении, которая сгорела в 1684 г. На ее месте была возведена тоже деревянная церковь, которая простояла до 1800 г. При церкви св. Ксении призревались больные – «48 его графского сиятельства престарелых служителей и дворовых людей». Таковы истоки «Странноприимницы».
В 1773 г. граф Николай Петрович Шереметев, вернувшись из-за границы, где обучался музыке, застал в Кусково, в подмосковном имении своего отца, группу крепостных актеров, «приученных театральным действиям» для «приятного препровождения времени» помещика и его гостей.
Сам Н. П. Шереметев незаурядный виолончелист, еще смолоду мечтал устроить образцовый театр – невиданный на Руси «Дворец муз и граций».
Молодой граф все свое свободное время стал отдавать совершенствованию его крепостных актеров. При этом одна из девиц, одаренная незаурядными природными способностями, блеснула более всех надеждою, что она достигнет со временем лучших успехов.
Это была дочь крепостного кузнеца Параша Ковалева (20.07.1768 г. р.), певшая в крепостном хоре. Ее несомненный музыкальный и артистический талант сразу же покорил молодого барина.
«Прасковья Ивановна…была одарена остротою ума и
привлекательными свойствами душевных расположений – обратила особливое
мое об ней попечение. Я прилагал старания о воспитании ее и, не зная
еще душевных предчувствий моих, думал более об усовершенствованию ее к
театру. Склонность ее к музыке и привлекли приятное удивление многих,
дружественно посещавших домашние наши представления», - писал
впоследствии Шереметев. Параша ребенком была взята в воспитанницы родственницей Шереметева княгиней Долгорукой. Одиннадцати лет она уже дебютировала на сцене домашнего театра в комической опере «Опыт дружбы», а через год играла главную роль пастушки Анюты в пьесе «Тщетная ревность, или переводчик Кусковский». |
В 1787 г. она была удостоена чести петь перед самой императрицей Екатериной партию Элианы в опере «Похищение сабинянок». Но случилось так, что граф Н. П. Шереметев полюбил крепостную девушку и, хотя Параша была моложе графа почти на 17 лет, она отвечала взаимностью этому странному и, нередко, противоречивому человеку – то доброму, то неудержимому в яростных вспышках.
Как полный хозяин судеб своих людей, Н. П. Шереметев мог сделать наложницей любую крепостную, на то была «его воля, его власть».
Но Шереметев задумал невиданный по тому времени шаг – влюбленный решил жениться на Параше.
Даже самый мелкий дворянин не посмел бы решиться на такое, а граф принадлежал к роду, происходившему вместе с царствующим домом Романовых от общего предка – легендарного Андрея Кобылы, и был личным другом наследника престола. Он считался самым завидным женихом России, за него сватали первых красавиц и самых знатных девиц.
При жизни отца – властного екатерининского вельможи – Николай Шереметев не мог отважиться на задуманное. Но после смерти Петра Борисовича, когда Николай Петрович оказался наследником титула и двухсот тысяч крепостных, он решил осуществить свое намерение.
Граф пытался сначала помочь Параше завоевать славу, а затем обвенчаться: все-таки, казалось ему, знаменитая актриса – не просто крепостная крестьянка.
Для того чтобы талант Параши оценили знатоки искусства, нужно было сформировать труппу и иметь театральное помещение. Давняя мечта о «Дворце муз и граций» получает новый смысл. В Кускове гордой и самолюбивой Папаше все напоминало ее унизительное положение, и поэтому граф выбрал для постройки театра село Останкино.
В 1742 г. единственная дочь государственного канцлера князя Черкасского вышла замуж за Петра Борисовича Шереметева, сына знаменитого петровского фельдмаршала, наследника одного из крупнейших состояний в стране. Среди многочисленных поместий, которые дали ей в приданое, было и Останкино.
По распоряжению Петра Борисовича Шереметева в Останкино устраиваются пруды: «…в них посадить столько рыбы, - наказывает граф, - чтобы тех рыб для стола не покупать»; здесь же под руководством англичанина К. Реннерта разбиваются оранжереи, где выводят всевозможные овощи для барской кухни.
Останкино издавна было местом народных гуляний. Быть может, эта традиция натолкнула Н. П. Шереметева на мысль выбрать именно Останкино для постройки своего театра.
Проекты были заказаны нескольким архитекторам, в том числе Кваренги и Казию, но все это не устраивало Шереметева. Николай Петрович решил вести строительство силами своих крепостных. Автором проекта стал крепостной архитектор Миронов. Шереметев приказал делать театр деревянным, ибо, по его мнению, акустика в таком здании будет лучше, чем в каменном театре. Существенные улучшения в проекте были внесены крепостным Павлом Аргуновым. Его брат Федор был строителем дворца в Кускове.
Император, считавший Николая Шереметева своим другом детства, обещал нанести в Останкино визит со всем своим двором. Это была честь, которая никому более не оказывалась. К приезду царя был приготовлен сюрприз, который вряд ли кто-либо, кроме Шереметева, мог себе позволить. В ожидании императора от самого дворца до Марьиной рощи была сделана просека, подпилены деревья и у каждого ствола поставлены люди, которые по сигналу стали валить деревья при приближении императора. Перед царем как бы падала ниц сама русская природа, открывая панораму Останкино.
Параша должна была покорить императора и 55 иностранных министров из стран Европы, и ей, надо сказать, это удалось. Ее костюм, весь усыпанный бриллиантовыми украшениями, обошелся графу Шереметеву не менее, чем в 10000 рублей.
Однако положение Прасковьи Ковалевой, выступавшей под фамилией Жемчуговой, становилось все более двусмысленным. Выступление 1797 г. было последним в артистической карьере Жемчуговой. Граф, получивший высокую должность обер-камергера двора, переезжает в Санкт-Петербург и берет с собой Парашу.
Чтобы поднять любимую женщину на более высокую ступень социальной лестницы, Шереметев ищет пути. И находит – самого «отца» Параши – польского шляхтича Ковалевского. Теперь Параша становится Ковалевой –Ковалевской.
Параша с удивительным самообладанием переживала каждый акт этой драмы. Унижения, уход со сцены, купленное на деньги графа польское дворянство. Она заболела, обострилась чахотка.
В 1801 г. Шереметев переезжает из Петербурга в Москву. А за несколько месяцев до этого переезда в глубокой тайне состоялось бракосочетание Николая Петровича Шереметева с Прасковьей Ивановной Ковалевской.
«1800 ноября 8 дня. Его сиятельство г. обер-камергер и кавалер граф Николай Петрович Шереметев венчан браком с девицей Прасковьей Ивановной Ковалевской в царствующем граде Москве, в приходской церкви Симеона Столпника, что на Поварской, священником Стефаном Никитиным. О чем через сие своеручно свидетельствуюсь и подписываюсь: смиренный Платон митрополит московский».
«Так состоялся брак моего деда без всякой пышности и блеску; вокруг него сложились легенды, и песня народная закрепила его значение», - писал внук Шереметева.
К великому сожалению, Прасковья Ковалева-Ковалевская, по сцене Жемчугова, была графиней Шереметевой всего полтора года, но брак графа Шереметева с крепостной оставался в строжайшей тайне. Она скончалась от чахотки всего 35 лет от роду, оставив месячного сына Дмитрия. И только после ее смерти было объявлено о состоявшемся браке; без этого Дмитрий не мог быть признан наследником шереметевских богатств.
На
надгробной плите было написано:
- Храм добродетели душа ее была,
- В ней чистая любовь, в ней дружба обитала.
После смерти Прасковьи Ивановны Шереметев ни разу не был в Останкино. Он безвыездно живет в своем доме в Петербурге на Фонтанке. Его не влечет уже ни придворная карьера, ни желание «показать свое знание и вкус». Он заметно и быстро стареет. В 1809 г., за несколько месяцев до торжественного открытия своего детища, ставшего выдающимся событием московской жизни, его не стало.
Граф Н. П. Шереметев остаток жизни посвятил благотворительным делам в ее память, и, в первую очередь, строительству Странноприимного дома, который по мысли графа, должен быть мемориальным памятником горячо любимой жены, о замысле которого он пишет сыну в завещании, что оно сделано «во взаимном и тайном согласии с матерью твоею, еще при жизни ее, - облегчить страждущее человечество, а по кончине ее произведено в действо учреждением Странноприимного дома и разными вспоможениями бедным по ее завещанию».
Строительство самого дома началось еще в 1792 г. (по замыслу самой Ковалевой-Жемчуговой). Причем сначала была воздвигнута церковь Святой Троицы, ставшей центральной частью здания, по сторонам которой широкими крыльями развернулись помещения для богадельни и больницы. Проект и смета постройки дома были выполнены московским архитектором (представителем крепостной интеллигенции) Елизвоем Семеновичем Назаровым, который первоначально и осуществлял строительство. Авторами проекта так же были останкинские крепостные Ф. и П. Аргуновы, А. Миронов.
По уставу в дом «принимались совершенно бесплатно лица обоего пола (за исключением крепостных, так как о них должен был заботиться хозяин). Странноприимный дом был рассчитан приблизительно на 100 человек: в богадельне – 50 человек и 50 больных – в больнице.
В этой сугубо гражданственной общественной постройке Назаровым был применен обычный план городской усадьбы XVIII века – далеко отстоящий от улицы главный дом с крыльями по его сторонам. За домом сад и парк. Общая композиция была характерной для строгого русского классицизма.
В центре части здания, в вестибюле на глубине полутора метров был зарыт закладной камень с медной доской, на которой славянской вязью имеется надпись: «1792 года 28 дня соорудитель сего граф Николай Шереметев». Этот закладной камень был обнаружен при реставрационных работах только лишь в 1954 г. За доской была ниша, заполненная серебряными монетами чеканки середины и конца XVIII века.
В 1801 г. на строительство Странноприимного дома была израсходована огромная сумма – более 142 тысяч рублей. Дом уже был наполовину готов, когда скончалась П. И. Жемчугова.
Решив превратить дом в памятник покойной жене, и считая, что назаровский проект не соответствует этому замыслу, Шереметев в 1803 г. привлек к работе петербургского архитектора Джакомо Кваренги (1744 – 1817). Д. Кваренги (итальянец по происхождению) приехал в Россию в 1780 г., которая стала его второй Родиной.
Перед зодчим стояла довольно сложная задача. В наполовину готовое здание он должен был внести новые черты, которые сделали бы его вдохновенным памятником русской женщине, ее таланту, любви и доброте.
Д. Кваренги пришлось сделать много существенных изменений, которые коснулись почти всего строения. Благодаря этому зодчему удалось достичь единства и законченности архитектурного ансамбля, который ныне является истинным архитектурным украшением Москвы.
Очень впечатляюще выглядело убранство церкви св. Троицы. Изумительные фрески, украшающие купол, барабан, паруса церкви – выполнены известным итальянским живописцем Д. Скотти, дополненные барельефами и лепными украшениями - работа русского скульптора Г. Т. Замараева.
Сюжеты для живописи – в основном библейские сцены. Моделью для одного из ангелов, изображенных на фресках купола, стал сын Н. П. Шереметева и Параши Жемчуговой – Дмитрий Шереметев.
В левом крыле вверху расположен двухсветный Белый зал. Украшения этого действительно белого зала золоченые: над дверями полупортики; карниз с розетками; по стенам в медальонах белые мраморные барельефы с мифологическими фигурами на медицинские темы.
Интерьер церкви св. Троицы поражает великолепием. Люстры, бра, сверкающие хрустальные подвески, создают впечатление праздника и радости.
23 июня 1810 г. в торжественной обстановке состоялось открытие Странноприимного дома, приуроченное к 100-летию Полтавской битвы.
Война 1812 г. не обошла Странноприимный дом стороной, но практически полностью сохранила его. Когда наполеоновские войска вошли в Москву и узнали, что имеют дело с богадельней, перестали грабить и потушили пожар. В Странноприимном доме был развернут госпиталь, где вместе лечились как русские, так и французские офицеры, и там неоднократно оперировал главный хирург наполеоновской армии Larrey (в общей сложности более 830 офицеров и бойцов лечилось в это время).
После разгрома наполеоновской армии под Москвой Странноприимный дом, удивительным образом уцелевший от пожара, так как сгорело всего два флигеля, но весь ансамбль сохранился и превратился в настоящий госпиталь, где лечились теперь уже русские раненые.
К 1820 г. все корпуса были восстановлены, вновь построены два деревянных дома и каменная церковь-часовня св. Ксении, вокруг разбивается пейзажный парк.
Попечителем Странноприимного дома становится граф Дмитрий Николаевич Шереметев, который достиг к этому времени совершеннолетия.
Хроника последующего периода Странноприимного дома довольно бедна событиями. В 1838 г. в доме было около 140 призреваемых. В холерные же годы (1830 и 1847) число больных резко увеличилось, приходилось даже строить дополнительные деревянные холерные бараки.
1876 г. был ознаменован тем, что было открыто отделение для приходящих больных, а в 1905 г в Шереметевской больнице организован лазарет для раненых в русско-японскую войну.
Во время октябрьского переворота все великолепное убранство Странноприимного дома было разграблено большевиками. Реставрационные работы, которые проводились после 1917 г. под руководством В. Д. Бонч-Бруевичем, привели к тому, что были варварски закрашены знаменитые фрески Д. Скотти, так как последний возглавлял специальный строительный комитет по ремонту жилых зданий и, по-видимому, мало понимал истинное искусство. От прежнего великолепия больницы Шереметева практически ничего не осталось.
Сергей Сергеевич Юдин, как главный хирург Института, понимая историческую ценность его любимого детища, сам неоднократно начинал реставрационные работы.
Незадолго до ареста, С. С. Юдин добился разрешения на проведение реставрационных работ в здании Института, которыми руководил, уже известным нам по «Захарьино» И. И. Грабарь. Сергей Сергеевич как мог помогал реставрационным работам (даже после реабилитации). При этом одна из основных его задач заключалась в восстановлении знаменитой фрески Доминико Скотти, являющейся подлинным шедевром, и которую частично все-таки удалось восстановить. Бала отмыта варварски закрашенная знаменитая роспись, на которой был изображен ангел с веткой в руках. Как уже упоминалось, моделью одного из ангелов было лицо сына графа Н. П. Шереметева и Параши Жемчуговой – Дмитрия Шереметева.
Однако вплоть до 1954 г. капитальные реставрационные работы в Институте им. Н. В. Скифосовского практически не проводились, и, в частности, по восстановлению росписи купола, которой была полностью возвращена первоначальная свежесть фресок Д. Скотти только в 1968 г., т.е. задолго после смерти С. С. Юдина. В результате реставрационных работ был полностью восстановлен белый зал, освобождены от наслоений красок многие декоративные элементы, точно в соответствии с проектом реставрированы утраченные архитектурные детали фасадов и интерьеров, реставрированы ограда и фонари.
С. С. Юдин был инициатором и основателем будущего музея истории медицины, который он начал создавать фактически еще у себя в кабинете. В музее экспонировались бюсты и портреты крупнейших деятелей отечественной медицины, портрет Параши Жемчуговой (копия). После смерти С. С. Юдина, семья передала многие ценные личные его вещи в музей. В частности, там хранились почетные дипломы сотрудников Института им. Н. В. Склифосовского, мантии С. С. Юдина, хирургический инструментарий Н. В. Склифосовского, С. С. Юдина и другие ценнейшие для истории медицины предметы. Специальные разделы экспозиции посвящены жизни и деятельности Сергея Сергеевича.
Но сам музей, как его задумал С. С. Юдин, не состоялся. Часть экспонатов пропало, другая – была передана в другие музеи, в частности, в рижский музей истории медицины (Директор - П. Я. Страдынь).
Когда Институт им. Н. В. Склифосовского возглавил Александр Сергеевич Ермолов (1994), член-корреспондент РАМН, то первое, что он решил сделать – это вернуть Институту многострадальный корпус (до этого в нем находился склад, типография, стриптиз-бар с отдельными номерами для интимных встреч и многое другое). Борьба была долгой и трудной, не обошлось и без суда, но Ю. М. Лужков выделил необходимые средства и в 2003 г. свой 200-й день рождения Странноприимный дом графа Шереметева отметил вместе с теми, для кого первоначально он и предназначался.
Сам же Институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского, несмотря на переименование его в 1923 г., поначалу функционировал как простая городская больница. Статус же научного учреждения и соответствующие научные ставки он получил лишь в 1931 г., когда С. С. Юдин организовал на его базе кафедру неотложной хирургии ЦОЛИУв НКЗ СССР и получил звание профессора «Honoris сausa» (приказ датирован 22.07.1931 г.).
А пока (1923 – 1929) хирургическая клиника имела всего 96 коек. Небольшой коллектив сотрудников работал с большой нагрузкой и энтузиазмом, ведь задачей Института состояла в оказании квалифицированной экстренной помощи больным Москвы и ближайшего подмосковья. В среднем за год на 96 койках лечилось около 2500 пациентов с совершенно разнообразной ургентной патологией и выполнялось от 1800 до 2000 экстренных оперативных вмешательств.
Возглавлял хирургическую клинику известный в те времена профессор В. А. Красинцев (1866 – 1928 гг.). Его старшим помощником являлся уже известный нам по «Захарьино» А. Х. Бабасинов.
Василий Алексеевич Красинцев являлся учеником Н. В. Склифосовского, был ординатором в его университетских клиниках. В 1998 г. В. А. Красинцев защитил докторскую диссертацию при Военно-медицинской академии «К вопросу о коренной операции паховой грыже», а затем в течение 20 лет проработал в Калуге, где проявил себя крупным организатором земской медицины. В 1924 г. переехал в Москву и занял должность главного хирурга только что созданного Института скорой помощи им. Н. В. Склифосовского.
Основной задачей В. А. Красинцева являлась организация централизованной экстренной хирургической помощи в столице, и он, надо сказать, достойно справился со своими служебными обязанностями. Так, в частности, именно при нем были заложены те основные принципы экстренной медицинской службы, которые в дальнейшем достигли такого развития, что Институт им. Н. В. Склифосовского гремел не только на всю страну, но и далеко за ее пределами. Так, В. А. Красинцев добился обеспечения больных высоко квалифицированной хирургической помощью в любое время суток, организовал для тех времен современный и совершенно необходимый диагностический процесс и, в частности, активное участие в нем рентгенологов (в больнице был установлен один рентгеновский аппарат), а так же клинических лабораторий. Как главный хирург, он ввел обязательные утренние конференции, следил за необходимой срочностью выполнения оперативных вмешательств и, в какой-то степени, унифицировал тактику хирургического лечения.
Как хирург В. А. Красинцев не признавал внешних эффектов, действовал обдуманно и осторожно. Каждое движение его рук было отработано, в чем он лично усматривал истинную красоту хирургического искусства.
К сожалению весной 1928 г. В. А. Красинцев скоропостижно скончался от приступа грудной жабы.
Нарком здравоохранения Н. А. Семашко по личной рекомендации А. Х. Бабасинова пригласил перспективного, уже хорошо известного в хирургических кругах, приват-доцента С. С. Юдина занять освободившееся место главного хирурга в Институте.
В 1928 г. 37-лений С. С. Юдин, энергичный, заряженный неутомимой энергией и научными идеями хирург, только что вернувшийся из 6-ти месячной командировки в США с триумфом приезжает в Москву на одну из ведущих хирургических должностей столицы – главного хирурга Института Скорой Помощи им. Н. В. Склифосовского. Приказ о назначении датирован 20.07.1928 г.
С. С. Юдин после возвращения из США. (1927)
|
Рис.15
Врач, не имеющий научной степени, за плечами которого уже две крупных монографии «Спинномозговая анестезия», удостоенная премии Ф. А. Рейна и «Отчет хирургического отделения» Серпуховской больницы, становится одним из ведущих столичных профессоров. Признание его научных заслуг не вызывает никаких сомнений в юридических инстанциях высшей аттестационной комиссии. Впоследствии, столь же естественным являлось включение С. С. Юдина в состав членов – учредителей Академии медицинских наук СССР, организованной в 1944 г.
Письмо матери из поездки в США. |
Не имея за плечами никакой хирургической школы (правда С. С. Юдин всегда считал своим учителем крупного акушер-гинеколога, профессора В. Ф. Снегирева, мастерство которого увлекало его еще в студенческие годы и профессора гинекологии А. П. Губарева. На самом же деле, его личной школой являлась вся мировая хирургия, ибо он всегда много читал и, таким образом, был в курсе всех современных достижений. Однако, восторгаясь успехами зарубежных и, частности, Американских хирургов, он категорически отвергал узкую специализацию в хирургии вообще. Всю свою последующую жизнь он пропагандировал идеи классической хирургии прошлого столетия, реорганизованной в России в рамках земской медицины и своим личным примером утверждал, что «специализация хирурга в узкой области серьезно обедняет его духовно, а сама хирургия утрачивает привычный ей романтизм».
Личные успехи Сергея Сергеевича на хирургическом поприще серьезно дополнялись другими достоинствами: неутомимой и неиссякаемой энергией, блестящими ораторскими и литературными дарованиями, знанием литературы и искусства, владением в совершенстве несколькими иностранными языками, необыкновенным трудолюбием. Иными словами, С. С. Юдина характеризовали всегда, как чрезвычайно разностороннего специалиста. При этом мало кто пытался, выделять из многих свойств его натуры какую-нибудь, наиболее яркую. Про С. С. Юдина говорили, что он воплотил в себе творческие идеалы многих поколений хирургов.