Следующая поездка в Тулу для обмена вещей на муку, чуть не стоила Сергею Сергеевичу жизни. Зимой 1920-1921 гг.  голод надвинулся на них с такой силой, что в начале марта 1920 г. С. С. Юдин с Натальей Владимировной больше не видели даже куска хлеба, а питались лишь пшеном и брюквой. Скудный больничный паек шел целиком на питания маленького Сергея. Так как до нового урожая хлеба оставалось полгода, а на свои овощи рассчитывать было можно тоже не скоро, то надо было ехать за мукой в хлебные районы.

Как мне впоследствии рассказывали родственники, Наталья Владимировна писала няне Дарье в Тулу о предстоящем приезде Сергея Сергеевича с платьями и некоторым количеством пальто, для обмена на муку.

Была вторая половина марта, но ударили небывалые морозы. С. С. Юдин пробирался случайными поездами, влезая на площадки переходов между вагонами, с мечтой проникнуть в тамбур на ходу поезда. В Москве посадки на серпуховской поезд сотни людей ожидали долгими часами. Они сидели и лежали на плиточном полу в туннеле Курского вокзала. Ругань пассажиров, железнодорожных служащих и носильщиков, плач и крики детей, ползущих по полу между ногами. И какое-то безнадежное, бесконечное ожидание поезда и выпуска на перрон, когда все эти обезумевшие люди бросаются захватывать места в вагонах, толкая друг друга сундуками, опрокидывая и сталкивая с подножек и приступок вагонов. Настойчиво протискиваясь уже нескольких часов вдоль стенки туннеля, Сергей Сергеевич, наконец, очутился у самой поперечной решетки с заветными дверцами, которые раскроют стоящие по ту сторону контролеры билетов. Холод, голод и утомление, усугублялись тем тяжелым сознанием, что всюду свирепствует сыпной тиф, и что от вшей в такой тесноте и давке никакой защиты нет.

Поездка за мукой была оплачена сыпным тифом. Как рассказывал Сергей Сергеевич, приблизительно на 9-ый день после поездки за мукой в Тулу, утром, во время операции, он почувствовал боль в левом боку. Во второй половине дня его стало знобить, температура поднялась до 39  град, и, пощупав селезенку, он немедленно догадался, в чем дело. На обоих предплечьях появилась типичная сыпь, а вызванный Алексей Васильевич в довольно грубой форме сказал: «Ну вот, доездился!». Тиф был очень тяжелый, сопровождающийся бредом и высокой лихорадкой. Сергей Сергеевич очень смутно помнил, как его носили в прохладную ванну, чтобы несколько снизить температуру. Ситуация была критической. Появился выпот в левой плевральной полости. Собирались делать плевральную пункцию, однако, к счастью, экссудат самостоятельно рассосался.

Сергей Сергеевич так подробно вспоминал бытовые эпизоды своей жизни в «Захрьино», потому что в течение всего периода его работы там, продовольственный вопрос, от которого зависело существование его семьи, имел первостепенное значение.

Страшное было время. Сыпной тиф косил людей и многие умирали, как, например, сосед по санаторию доктор Алексей Яковлевич Обалдуев. Он спешно поехал по телеграфному вызову к своей заболевшей тифом жене в г. Балашев. Она поехал туда к своему отцу с детьми, надеясь, что там прокормится. Сам А. В. Обалдуев был приват-доцентом Московского университета, частым консультантом и гостем в «Захарьине».  А. В. Обалдуев очень боялся заразиться тифом и обсуждал с Алексей Васильевичем всевозможные средства профилактики: шелковое белье, ибо вошь предпочитает полотняные и хлопчатобумажные ткани; смачивание фуражек и теплых кальсон керосином и скипидаром; обильное присыпание камфоры в порошке во все карманы и под подкладки костюма и шубы; ладанки из мешков с камфорой и нафталином на шее вдоль пояса.

Ничто не помогло, и А. В. Обалдуев не вернулся в «Захарьино». Жену он застал здоровой, а сам слег там же в Балашеве и умер от сыпного тифа.

 

В нашей семье случилось тоже горе. Мой дядя Глеб ради нашей бабушки, жившей тогда с дедом в Кунцеве, где дед поступил служить в контору Высшей школы военной маскировки, ездил в г. Ржев за продовольствием, но, вернувшись, вскоре заболел тифом. Сергей Сергеевич поместил его для лечения в Басманную больницу и ездил к нему в Москву два – три раза в неделю, цепляясь за подножки поездов, а так же в жгучий мороз. Тиф у Глеба Сергеевича был классический, но переносил он его сносно. Однажды Глеб Сергеевич спросил у Сергея Сергеевича: «А что, бывает, что и умирают?» .Увы, он погиб на 21-й день от двухсторонней «ползучей пневмонии». Братья (Сергей, Петр и Юрий) утром придя в больницу, увидели, что его койка пуста, а соседи по палате сказали родственникам, что дядю Глеба вынесли ночью, часа в четыре, и они отправились в часовню.   Глеб Сергеевич Юдин(1916 г.).

«Что же это был за ужас!! – вспоминал С. С. Юдин. – Родственники часто трупы не брали вовсе, и их скопилось несколько десятков. Вот в такой огромной куче голых тел, сваленных вместе мужчин и женщин, старых и молодых, скрюченных, с закинутыми головами, с искаженными, полуоткрытыми ртами, - мы стали искать Глеба. Морг не запирался вовсе, ибо пополнялся круглые сутки; ни одного служащего мы не видели ни в этот раз, ни за весь срок похорон.

В морозное, пасмурное утро через два дня, мы трое из больницы медленно пошли встречать отца и мать, которые должны были приехать из Кунцева на похороны сына и пешком идти от Белорусского вокзала, ибо трамваи не ходили. Мы встретили стариков у Красных ворот. Отец сухо спросил меня. – «Неужели нельзя было спасти Глеба?» - Что я мог ответить в такой момент.

В церкви Басманной больницы старенький поп, которому было обещано заплатить за отпевание столько, сколько он сам назначит, забыл молитвы и погребальные песнопения и в самый нужный момент замолчал. Дьячок ему раза два подсказывал. Я тоже готов был служить ему суфлером, ибо знал наизусть все отпевания, Но я боялся, что мои родители косо посмотрят на такое не прошенное вмешательство в поповы дела. – Принеси книжку, принеси книжку – сначала шепотом, а затем громким, раздражительным  голосом требовал поп у дьячка. В результате поп сглотнул три четверти отпевания и сразу перешел к концовке: - О блаженном успении, вечный покой, подождать Господи усопшему рабу твоему, новопреставленному … - и опять остановился. Глебу, Глебу – подсказывал ему дьячок и мы.

Гроб повезли на салазках мои братья. На кладбище Алексеевского монастыря, на Красносельской, могилу Глебу вырыли рядом с могилой моей бабушки. Чистый золотистый песок в самой глубине могилы обсыпался с одного бока, и обнажился гроб – дубовая раздолбленная колода с прахом бабушки; даже золотые позументы сверкали, как совсем новые. Отец наш смотрел на гроб своей матери, который увидел впервые, через 56 лет после ее смерти. И к ней – восемнадцатилетней бабушке (она умерла родами) сейчас опускали тело 26-летнего внука. Гроб Глеба был сколочен из случайных досок, обтянутых холстом. Вместо савона, которого достать было нельзя, Наталья Владимировна отдала свою венчальную вуаль; а я в своей квартире отвинтил четыре бронзовые ручки, которые приделал с обоих боков гроба в ногах и головах. Эти бронзовые ручки позволили удобнее выносить гроб из церкви и явились хоть каким-нибудь наружным украшением, могущим хоть слегка маскировать в глазах наших родителей то крайнее убожество, с которым хоронили их сына. Кто же будет спорить о том, что покойнику не нужны ни одежда, ни украшения гроба, ни торжественное отпевание. Не для мертвых все это делается, а для живых. И если в те годы можно было видеть, как какая-нибудь женщина везет на кладбище на саночках хоронить мужа, отца или мать в гардеробе, ибо не смогла добыть гроба, то легко можно было представить, что она переживала!!».

Было время,  когда С. С. Юдин ездил в Москву на дамском велосипеде, в самый цент, и притом каждый день, целый месяц. Он взял отпуск в санатории специально для работы в Центральной медицинской библиотеке, где изучал и реферировал работы по спинномозговой анестезии. Подавляющее количество литературы он прочел и записал при поездках из «Захарьино».

Библиотека помещалась тогда в здании бывшего банка, позади цветочного магазина Ноева, на Петровке, прямо против Столешникова переулка. Она открывалась в 11 часов утра, и Сергей Сергеевич приезжал на дамском велосипеде точно к открытию. Он работал, абсолютно не отвлекаясь, часов до пяти, а затем выходил поесть на полчаса. После этого он вновь шел читать и записывать часов до 8 или до 9.30 вечера, а затем садился на велосипед и по вечерней прохладе, но засветло, возвращался домой, в «Захарьино». Этот месячный отпуск он использовал чрезвычайно плодотворно в это время: был заложен главный фундамент книги, за которую он получил первую премию им. Ф. А. Рейна, что обеспечило ему поездку в Америку.

Среди всевозможных направлений хирургии в «Захарьино», хирургия желудка вскоре стала излюбленной специальностью С. С. Юдина, а начало ее было положено именно с «Захарьино». Сергей Сергеевич несколько раз ассистировал Н. К. Холину при гастроэнтеростомиях, а затем на нескольких резекциях желудка, произведенных Г. Л. Гаром. После отъезда последнего на Юг, С. С. Юдин стал оперировать в «Захарьине» самостоятельно.

Ко времени отъезда в Серпухов, Сергей Сергеевич выполнил самостоятельно 42 резекции желудка.  «Точно не помню количество смертей, но их было не мало».

Как мне рассказывал Сергей Сергеевич впоследствии, совершенно неверно было бы думать, что в те годы он мог достаточно глубоко вникать в желудочную патологию, чтобы сознательно и обоснованно отдавать предпочтение резекциям желудка перед гастроэнтеростомиями. Однако он сразу же склонился в пользу резекции желудка, ибо этот метод операции представлялся ему значительно более радикальным. Технические трудности его никогда не пугали, а, наоборот, захватывали по чисто азартным соображениям.

Во-первых, уже в те годы количество послеоперационных пептических язв соустий достаточно скомпрометировало паллиативные гастроэнтеростомии. Во-вторых, было так же твердо доказано нередкое раковое перерождение оставшихся язв желудка. И, наконец, в-третьих,  паллиативные соустья часто давали неудачи, т. е. язвы не заживали.

            Совершенно неожиданно один трагический случай во многом определил его дальнейшее мышление и стратегию в отношении к хирургии вообще и желудочной хирургии в частности, в которой он в дальнейшем сыграл огромную роль и стал, без всякого преувеличения, ведущим и общепризнанным желудочным хирургом мира.

Неоднократно с большим сожалением, грустью и досадой Сергей Сергеевич вспоминал поучительный пример двойной неудачи, которую ему довелось увидеть и запомнить на всю жизнь в «Захарьине».

Дело касалось очень известного режиссера Евгения Вахтангова, чье имя ныне носит драматический театр в центре старого Арбата, где он работал. Одна из его актрис, побывавшая в «Захарьине», убедилась, что врачи там все великолепные специалисты. Е. Вахтангов, приехав в «Захарьино», пришел в полный восторг от роскошного здания больницы, дивного захарьинского парка, а так же, естественно, от высоко квалифицированного общества врачей. Так как Е.Вахтангов уже давно страдал желудочной язвой и безуспешно лечился несколько лет подряд,  его не трудно было уговорить лечь для операции в «Захарьино».

Он согласился и вскоре его оперировал Н. К. Холин при ассистенции Г. Л. Гара. Тогда была сделана задняя гастроэнтеростомия. Однако уже через месяц или два после операции, незажившая каллезная язва стала так снова мучить больного, что он вынужден был лечь вторично в «Захарьино», для повторной операции.

Вторую операцию сделал теперь уже Г. Л. Гар при ассистенции Н. К. Холина. Было выполнено иссечение язвы малой кривизны клиновидным способом. На это раз результат был лучше: боли практически исчезли и Е. Вахтангов смог перейти на разнообразную диету.

В благодарность за две операции, вся трупа театра приехала в санаторий и поставила спектакль «Чудо святого Антония». Режиссером был сам Е. Вахтангов.

Однако и вторая операция не помогла окончательно, ибо через год или полтора Е. Вахтангов умер от рака желудка. «Итак, экономная клиновидная эксцизия не удалила уже проникших за пределы видимой язвы клеток ракового перерождения застарелой язвы. А более широкую резекцию желудка Г. Л. Гар не смог сделать потому, что этому мешала выполненная Н. К. Холиным задняя гастроэнтеростомия".

Сергей Сергеевич не принимал участия в операции у столь известной персоны (его даже не допустили давать наркоз, на что он страшно был обижен, а специально для этого вызвали из Москвы доктора Н. Л. Блюменталя). Зато двойная неудача этого случая в руках таких опытных хирургов, послужила уроком Сергею Сергеевичу, и он сделал для себя серьезные аргументированные выводы, что как паллиативные соустья, так и экономные иссечения не могут претендовать на то, чтобы стать методом выбора хирургического лечения язвенной болезни.

Этот настолько запоминающийся и поучительный пример привел к тому, что С. С. Юдин довольно рано встал на тот путь в желудочной хирургии, который впоследствии стал общепризнанным и в развитии коего в нашей стране, да и за рубежом, на его долю выпала роль довольно заметная и значительная.

Второй крупной научной темой, которая была практически закончена в «Захарьино» – это операции по поводу хронических застарелых эмпием плевры.

Сергей Сергеевич самостоятельно начал делать обширные торакопластики типа Шэде еще при Г. Л. Гаре, а основное их количество выполнил уже после отъезда Г. Л. Гара на Юг. Руководствуясь вначале учебниками Кохера, Тихова, Вильямса, С. С. Юдин начал с менее громоздких операций Эстлендера и Субботина. Но все попытки оказались паллиативными, во-первых, потому, что недостаточно контурировалась проекция полости эмпиемы на грудной стенке (слишком слабые были рентгеновские аппараты). Во-вторых, потому что в полостях иногда были потерянные дренажи, т. е. крупные инородные тела. В-третьих, и это наверно главное, очень часто полости распространялись вверх под лопатку, достигая иногда уровня первого ребра.

В этой связи, С. С. Юдину пришлось перейти на открытые обширные торакопластики по способу Шэде-Депаже, а, нередко, выполнялись декортикации легкого типа Делорма.

Сергей Сергеевич выполнил в «Захарьине» 34 операции при застарелых эмпиемах плевры. Этот клинический материал лег в основу его доклада на Всероссийском съезде хирургов в Москве в 1921 г.

По тем временам количество наблюдений  было настолько крупным, а исходы этих обширных вмешательств получились действительно настолько хорошими, что выступление на съезде было замечено. Это был не только дебют С. С. Юдина на Всероссийских съездах, но и, безусловно, успех.

Доклад был замечен не кем-нибудь, а самим профессором И. И. Грековым,  с которым произошло небольшое столкновение. В прениях И. И. Греков очень критически высказался об этих «калечащих операциях», заметив вскользь, что такие вмешательства соблазняют главным образом «молодых хирургов».

В своем заключительном слове С. С. Юдин ответил Ивану Ивановичу вполне корректно и очень хлестко. Он сказал, что больным все равно, каков возраст хирурга, лишь бы их действительно вылечивали оперативным путем. Излечить застарелые эмпиемы плевры с мозолистыми стенками толщиной в 2 - 4 см невозможно без обширных резекций ребер. «И, думаю – заключил он, - что лучше жить без ребер, чем умирать  с хорошим торсом».

Стоя в очереди в гардеробе, к С. С. Юдину подошел один из виднейших членов съезда Я. В. Зильберберг и сказал: «Мне приятно с вами познакомиться. Дело не только в том, что вы не побоялись дать решительный отпор такому авторитету, как И. И. Грекову, а в том, что при деловой реплике вы держались в рамках абсолютной корректности. Поздравляю Вас».

Тогда Сергей Сергеевич был очень польщен еще и тем, что приблизительно через день на банкете, Яков Владимирович пожелал выбрать место за столом рядом с ним. Затем, С. С. Юдин получил от Я. В. Зильберберга приглашение приехать в Одессу и прочитать доклады по хирургии желудка в Одесском хирургическом обществе и в университете. Он принимал С. С. Юдина у себя дома и, при этом, уделял массу внимания, несмотря на то, что был вдвое старше его.

Но академическое столкновение с И. И. Грековым не только не закрыло, а, наоборот, открыло двери для последующей многолетней их дружбы. Он сам подошел к С. С. Юдину на банкете, чокнулся бокалом шампанского и сказал присущим ему мягким и приятным басом: «Вы напрасно на свой счет приняли мое замечание о молодых хирургах. Я имел в виду не вас, а Заблудовского. Впрочем, ответили Вы мне правильно и очень хорошо».

В дальнейшем, будучи главным редактором журнала «Вестник хирургии», И. И. Греков всегда печатал статьи Сергея Сергеевича вне очереди и без всяких сокращений. А на съездах и при других встречах был всегда исключительно внимателен и любезен. Таким образом И. И. Греков и Г. И. Турнер стали самыми искренними друзьями С. С. Юдина среди ленинградских хирургов 20 – 30 гг., не взирая на большую разницу в годах. 

            У всех молодых и начинающих хирургов нередко встречаются серьезные неудачи, которые они тяжело переживают, но наиболее умные и целеустремленные из них надолго запоминают свои роковые ошибки и стремятся их больше никогда не повторять. Что поделаешь. Хирургия есть хирургия, со всеми ее переживаниями, огорчениями и печалями, радостями и горестями, успехами и разочарованиями при явных неудачах. С. С. Юдин отнюдь не был исключением и, как молодой хирург, естественно, нередко, допускал роковые ошибки. Долго помнил он о своей крупной неудаче, которая легла тяжелым грузом на его душу. И много лет он не мог забыть этой катастрофы.

            Рассказ об этой истории я слышал из его уст неоднократно. Вызвал его как-то Алексей Васильевич и говорит, что получил письмо от уездного земского агронома Аршиневского с просьбой срочно приехать к нему, ибо у жены его должно быть кишечная непроходимость.

            Поезжайте и разберитесь, попросил Алексей Васильевич. Аршиневский жил в трех верстах от нас, в собственном имении. Экипаж он уже прислал. Итак, Сергей Сергеевич, стаж работы которого был совсем не велик, ехал на готовый диагноз острой кишечной непроходимости. Больная женщина лет 30, как говорил С. С. Юдин очень хорошо сложенная и красивая, к моменту его приезда чувствовала себя совсем хорошо: все имевшиеся боли прошли, пульс не частил, тошноты и рвоты не было. Правда и она, ровно, как и ее супруг, много лет общавшийся в компании земских врачей, наслушались рассказов о случаях заворотов кишок, при этом оба очень обстоятельно описывали вздутие живота, хождение «валов», отсутствие стула и газов, а так же наличие рвоты. Но с их слов, все это миновало и казалось, что уже не повторится вновь. А так как Сергею Сергеевичу сообщили, что все они несколько дней подряд питались овсяными супами и чечевичными кашами, то приехавший молодой врач решил, что у больной кишечный завал и рекомендовал дать больной касторку.

            Сергей Сергеевич уехал спокойный и, вернувшись в «Захарьино», самым подробным образом доложил все Алексей Васильевичу и обоим профессорам, которые как-никак были тоже хирургами. Все, в общем, одобрили тактику молодого хирурга о назначении касторки.

            Рано утром Алексей Васильевич пришел к С. С. Юдину встревоженным и сказал: «Должно быть, Вы вчера маху дали. Аршиневский умоляет меня приехать лично, ибо у его жены каловая рвота и резкое ухудшение общего состояния. Прикажите сами готовить операционную и сами поедите со мной туда».

Приехавшие врачи застали жену Аршиневского с ввалившимися глазами, заострившимся носом и мутным взглядом. Пульс на лучевой артерии не определялся.

            Все приехавшие врачи немедленно вернулись в «Захарьино», чтобы готовиться к операции, а больную везли лежа на матрацах в рессорной телеге. Она умерла по пути в больницу. Это было ужасно. Кроме своих двух детей, после нее остались сиротами еще двое приемных детишек, тоже маленьких, взятых ею после недавнего самоубийства ее сестры.

            «Что ни  говорите, а вина была всецело моя?! Я и в третий и четвертый раз повторял Алексей Васильевичу и Т. П. Краснобаеву все данные, из-за которых нельзя было считать диагноз кишечной непроходимости обоснованным, а, следовательно, операцию показанной. Они пожимали плечами».

            В Москве С. С. Юдин обратился к Н. И. Гуревичу – старому, опытному хирургу, воспитаннику Цейдлера, работавшего в Обуховской больнице, где он видел много случаев кишечных заворотов. «По каким же признакам, спрашивал Сергей Сергеевич, надо ставить диагноз заворота, раз большинства необходимых симптомов нет?». Он ответил уклончиво: «Когда все симптомы налицо, то диагноз нечего ставить; он уже и так стоит. В том-то и секрет хорошей хирургии, чтобы ставить диагноз по неполным симптомам».

            Зато очень правильный вывод Сергей Сергеевич выслушал от доктора З. Д. Лурье, замещавшем З. Ю. Ролье в Сокольническом санатории на 5-ой просеке. «Ошибка ваша была, ошибка – капитальная: нельзя было давать касторку такой больной, а самому от нее уехать. Надо было взять больную к себе в больницу, и тогда ее оперировали бы по первым симптомам ухудшения, т.е. через час – полтора после дачи касторки».

            Конечно, он был прав, а себе С. С. Юдин находил лишь то слабое утешение, что ни Алексей Васильевич, ни Т. П. Краснобаев не подумали об этом и не указали на тактический промах даже задним числом.

            «Мне же этот урок послужил на всю жизнь; я его излагал много раз на лекциях сотням врачей и студентов. Может это мое несчастье пошло другим на пользу».

В марте 1922 г. С. С. Юдин уехал из «Захарьино» в Серпухов. По распоряжению Н. А. Семашко пришлось закрыть те 20 хирургических коек в «Захарьино», на которых Сергей Сергеевич мог заниматься общей хирургией. Когда в «Захарьино» приехал сам Н. А. Семашко и убедился, что 20 коек занято у С.С.Юдина под хирургию и, увидев там крестьян и крестьянок, с язвами желудка и раком матки, резко сказал: «Не нужно этого. Закройте это отделение и отдайте все койки под костный туберкулез».

            Окончательному отъезду Сергея Сергеевича на работу в Серпухов, предшествовала безуспешная попытка получить там вакантное место хирурга.

            После закрытия хирургического отделения в «Захарьине» по указанию самого Н. А. Семашко,  С. С. Юдин поехал в Мосздрав, в лечебном отделе которого работал тогда Александр Валерианович Вислоух. Как рассказывал Сергей Сергеевич, А. В. Вислоух был хорошим хирургом, а дополнительную известность получил еще и тем, что работая в больнице в Твери, подписал коллективный протест тверских врачей по поводу громкого процесса Бейлиса (обвинявшегося в ритуальном убийстве христианского мальчика). А. В. Вислоух отказался взять свою подпись обратно, несмотря на требование губернатора. Известный тверской хирург В. В. Успенский говорил Сергей Сергеевичу, что свою подпись снял и остался в Твери всего один врач – Я. О. Гальперн.

            А. В. Вислух знал С.С.Юдина лично и считал его подготовленным хирургом, вполне созревшим для самостоятельной работы в хорошей уездной больнице. Они встречались в Никольской больнице и приписанных к ней лазаретах. На выбор он предложил Сергею Сергеевичу несколько хирургических мест: в уездной больнице в Дмитрове, в земской больничке в местечке Середа Волоколамского уезда и в Серпухове.

            «Конечно лучше всех больница в Серпухове. Только там ведь есть крупный хирург Залога. Но он работает в другой больнице – Варгинской. А вакантное место на Коншинских фабриках. Попробуйте сначала в Серпухове".

Дело Сергей Сергеевича было совершенно ясное. В роскошной Коншинской больнице, где прежде работал сам Залога, и где после него работал Полуэктов, больше 3-х лет не было хирурга. На это вакантное место серпуховский Уздрав отдел письменно запрашивал кандидата. С. С. Юдин приехал с официальным направлением Мосздрава на этот запрос и, кроме того, привез три самых лучших письменных рекомендации от Ф. А. Гетье, Т. П. Краснобаева и Н. И. Гуревича. И, тем не менее, тамошние врачи сумели быстро спровадить его обратно.

Эта первая поездка в Серпухов была осенью 1921 г. Конец Захарьинской жизни С. С. Юдина наступил сразу и совершенно внезапно. Однажды Алексей Васильевич сообщил Сергею Сергеевичу, что сейчас в Москве заведующий серпуховским Уездным Здравотделом и что последний ищет С. С. Юдина.

На следующий день С. С. Юдин встретился со своим новым начальником – Дмитрием Сергеевичем Чашиным, который попросил его дать согласие на переезд в Серпухов и вручил аванс и подъемные деньги.

Сергей Сергеевич вернулся в «Захарьино» собирать вещи, при этом помогал ему в этом мой отец – Юрий Сергеевич.

По воспоминаниям А. Г. Жигальской: «Юдины кое-что продали из своей шикарной барской мебели: часы, например. Когда они погрузили все на подводы, то медсестры и няни провожали их и плакали; жалко было, что они уезжают, их любили в «Захарьино», особенно Сергея Сергеевича».

Как писал в дальнейшем сам С. С. Юдин: «По остроте житейских трудностей, захарьинский период был самым трудным в моей жизни. Я не знаю, что принесет мне судьба на остаток дней моих… но воспоминания о Захарьине воскрешают в душе моей не столько мрачные, сколько светлые стороны тогдашней жизни. Образы друзей и попутчиков как-то дороги и симпатичны. Вспоминая о них, я снова переживал их товарищеское, ласковое отношение к себе и испытывал чувства такой глубокой радости, что мне довелось с ними подолгу встречаться, беседовать и учиться житейской жизни.

Но так же, несомненно и то, что «Захарьино» мне дорого как целый период моего собственного бытия, в расцвете молодости. Чем старше становишься, чем ближе подходишь к рубежу, и чем горше испытания, выпадающие на долю, тем ярче кажутся былые радости и светлые дни прошедшей юности».

Серпуховский период работы С. С. Юдина довольно мало освещен в литературе, а сам Сергей Сергеевич не очень любил о нем рассказывать.

На окраине города в семи километрах от станции была расположена ткацкая фабрика «Красный текстильщик» – бывшая фабрика Н. Н. Коншина.

Сам Н. Н. Коншин являлся владельцем многих мануфактурных фабрик в Серпуховской губернии. В самом конце XIX столетия он реконструировал принадлежащую ему ткацкую фабрику, оснастив ее новейшим английским оборудованием, построил несколько общежитий для рабочих, а так же школу. Сам он и члены его семьи не только приняли революцию, но и сам Н. Н. Коншин всю оставшуюся жизнь проработал в Московском текстильном тресте и курировал ткацкое производство Серпухова.

Однако помимо коншинских фабрик, в Серпухове были и другие многочисленные текстильные фабрики, принадлежавшие Рябову, Хутареву, Беляеву, Каштанову и другим. Строительство же самих фабрик являлось прочным импульсом и к быстрому развитию самого города в целом, как довольно крупного промышленного центра.

 Как вспоминал впоследствии С. С. Юдин, «нельзя было бы с уверенностью утверждать, что владельцы этих предприятий были в свое время особо озабочены организацией квалифицированной хирургической помощи тысячам рабочим».

Но все же две лучших больницы в Серпухове были выстроены по завещанию крупных купцов – Варгина и Солодовникова. Однако это был факт лишь только личной благотворительности, так как оба из вышеуказанных купцов не имели в Серпухове личных крупных фабрик.

Впервые квалифицированная помощь в Серпухове была организована земством. Крупная уездная земская больница помещалась в самом центре города, а первым хирургом в ней был И. Г. Витте.  Он пользовался громадным уважением и популярностью.

Дружественные отношения с профессором П. И. Дьяконовым, обеспечивали частые приезды последнего в Серпухов к И.Г.Витте.

Сам Иван Германович Витте был необычайно влюблен в хирургию. Тяжело заболев (у него развился ишемический инсульт со стойкой гемиплегией), он каждый день приказывал привозить себя на каталке  перевязочную и, осматривая там больных, давал указания и распоряжения по поводу тактики лечения больных.

Впоследствии, в 1900 г. И. Г. Витте вынужденно по болезни покинул свою должность в земской больнице г Серпухова, а 25.01.1905 г. скончался в г Харькове.

После ухода И. Г. Витте, заведовать больницей стал А. М. Игнатов (1900 – 1910). Хирургией он занимался одновременно в земской и Коншинской больнице. Но в земской больнице он вскоре уступил свое место и предоставил развивать хирургическую службу И. Д. Глушину и И. Ф. Мейеру. Как писал С. С. Юдин: «Оба они сильно подвинули серпуховскую хирургию как в смысле расширения операционного репертуара, так и в объеме всей работы».

И. Д. Глушин, проработав в больнице до 1908 г., ушел на другую работу, где по непонятным причинам покончил жизнь самоубийством.

В архивах земской больницы остались годичные отчеты с 1904 по 1912 гг. хирургической работы И. Ф. Мейера. Им ежегодно выполнялось до 400 и более операций в год, что ставило его работу на первое место среди всех больниц Серпухова. По разнообразию и объему производимых операций земская больница в то время занимала первое место.

После ухода И. Ф. Мейера хирургом земской больницы стал А. И. Фирсанов. Он встал на путь продолжения деятельности своих предшественников. Сам же он был серьезно больным. У него остался незаживающий свищ после нефрэктомии, выполненной по поводу туберкулеза почки, а погиб он внезапно от развившегося желудочного кровотечения.

            Необходимо так же особо отметить весьма активную роль, приехавшего работать в Серпухов, доктора А. Г. Залоги, ученика известного московского профессора хирургии А. А. Боброва. А. Г. Залога не только много сделал для развития хирургической службы в Серпухове, но и принимал активное участие в революционном движении.

Ко времени переезда С. С. Юдина в Серпухов, он работал в так называемой Варгинской больнице, расположенной недалеко от фабрики «Красный текстильщик», а его талант, как хирурга, был достаточно хорошо известен даже за пределами Серпухова.

В 1905 г. при перестройке Варгинской больницы, А. Г. Залога ушел из Коншинской больницы. Место А. Г. Залоги в 1905 г. занял В. Г. Полуэктов. С. С. Юдин не раз вспоминал, что во время отлучек В. Г. Полуэктова в заграничные поездки, ему на различные сроки приглашались заместители, в том числе и А. Х. Бабасинов, ведший оперативную работу отделения необычайно интенсивно.

С 1915 г. хирургическим отделением Коншинской больницы стал заведовать Э. С. Понсарь. Француз по происхождению, ученик Сапежко и Roux, он приехал сюда из Керчи. Он навсегда связал свою жизнь с Россией и буквально погиб за нее. Э. П. Понсарь был весьма прогрессивным хирургом. В частности, он одним из первых стал применять общее обезболивание. Его слава к моменту приезда С. С. Юдина была весьма велика, и «затмить» ее было не так просто.

Вся его хирургическая деятельность неожиданно оборвалась тем, что заразившись сыпным тифом от больной, которой Эдмонт Степанович вскрывал паротит, он умер в 1919 г., несмотря на огромные старания его учеников спасти его.

Как пишет Б. Ш. Нувалов и соавт.,(1991) весной 1922 г. семья юдиных переехала в бывшую квартиру Э.П.Понсара, расположенная на втором этаже жилого корпуса и практически год занимала ее всю. Квартира состояла из комнаты с камином -–кабинет С. С. Юдина, комната сына, жены, большая кухня, толовая и комната няни. Няня в 1924 г. уехала на родину в Тулу и в семью Юдиных больше на возвратилась. Сын Сергей заметно повзрослел и стал ходить в местную школу.

Сергей Сергеевич как бы стремительно ворвался в тихий провинциальный уклад медицинской службы г. Серпухова. Коренным образом нарушил его привычный уклад. Он все время внедрял что-то новое, возился  подопытными животными, вел себя независимо – одним ловом явно выделялся из коллектива больницы.

Как рассказывали очевидцы, во время всего периода его работы в Серпухове на двери его квартиры висела картонка с надписью: «Частного приема нет». Первые месяцы Сергей Сергеевич совсем не оперировал, а интенсивно занимался организационными вопросами: по договоренности с руководством Серпуховского уездного отдела он из всех маленьких больничек и амбулаторий собирал инструментарий и оборудование для своего хирургического отделения, т.е. укреплял больницу. В итоге с большим трудом был приобретен более современный операционный стол, различное лабораторное оборудование, инструментарий.

Первая операция, сделанная С. С. Юдиным в Серпухове, была банальная аппендэктомия. Но когда через 10 мин операция была полностью завершена, все, в том числе и А. Г. Залога, убедились, что в Серпухов приехал незаурядный хирург. Начались повседневные трудовые будни, которые через 5 лет позволили С. С. Юдину стать одним из ведущих хирургов СССР, а впоследствии и мира.

Хирургическое отделение, возглавляемое С. С. Юдиным имело всего 30 коек, для которых, согласно штатному расписанию, было положено два врача и две операционные сестры.

Последующие 7 лет С. С. Юдин посвятил лечению серпуховских больных.   

Серпуховский период в жизни С. С. Юдина имеет особое значение. Он ознаменовался окончательным становлением Сергея Сергеевича как зрелого и, притом, талантливого и поливалентного хирурга, стремительным взлетом его хирургического мастерства, зрелостью научного мышления и широкомасштабным внедрением новых, перспективных направлений в хирургии, анестезиологии, физиологии.

Благодаря его многогранной и чрезвычайно интенсивной хирургической деятельности, он становится заметной фигурой. Хирургические отчеты Серпуховской больницы дают полное и ясное представление о широте хирургического кругозора молодого тогда еще хирурга, постепенно ставшим в один ряд в табелях о рангах  с самыми известными хирургами столичных клиник.

Первой печатной работой С.С.Юдина была статья в журнале «Вопросы туберкулеза» за 1924 г. «Основа и техника лечения вытяжением туберкулезного коксита», которая была основана на клиническом материале, накопленным еще в «Захарьино». По этому вопросу С.С.Юдин выступал на I-ой Всероссийской конференции по туберкулезу, проходившей в Ленинграде в 1922 г. На выставке, на которой Сергей Сергеевич представил изготовленные им собственноручно модели кроватей, на куклах была продемонстрирована вся ортопедическая аппаратура для всех случаев контрактур, которая сыграла в свое время большую роль в борьбе с выраженными и запущенными формами туберкулеза конечностей.

            Именно в Серпухове С. С. Юдиным впервые широко внедряются методы резекции желудка при язве желудка и 12-ти перстной кишки, в те годы применявшиеся единичными хирургами (к концу серпуховского периода личный опыт С. С. Юдина по резекциям желудка превышал 340 операций, а 40 из них были произведены еще в «Захарьино»).

Сергей Сергеевич постоянно демонстрирует на столичных съездах и самых высоких форумах не только замечательные результаты обширных реконструктивных вмешательств на желудке, но и удачные хирургические вмешательства, сопровождающиеся вычленением половины таза, серии обширных торакопластик, удаления опухолей мозгового придатка, создания искусственного влагалища, смелых и казуистических операций на почках.

Хирургическое отделение Серпуховской больницы стали посещать не только рядовые хирурги, но и профессора ведущих клиник Москвы и Санкт-Петербурга.

В частности в Серпухов посмотреть Сергея Сергеевича за работой приезжал С. И. Спасокукоцкий, П. А. Герцен, А. П. Губарев, Э. Г. Салищев и другие маститые хирурги.

Как писал К.С.Симонян, после посещения Серпухова А. П. Губарев писал С. С. Юдину: «Не скрою от Вас, что я до сир пор нахожусь под обаянием впечатлений, которые вынес из пребывания в Серпухове, и той хорошей и бодрой хирургической работы, которую я у Вас видел. Дорогой мой…Вас действительно надо одернуть: нельзя жечь свечу с обоих концов».

«Пятилетний отчет деятельности хирургического отделения больницы «Красный текстильщик» (б. Коншина) в Серпухове Московской губернии 1922-1927гг.», изданный отдельной монографией, позволяет понять, насколько широка была по масштабам и разнообразна его работа в небольшой районной больнице.

Большое значение имело широкое внедрение С. С. Юдиным спинномозговой анестезии по Брауну. Здесь Сергей Сергеевич показал себя не только великолепным хирургом, но и крупным мастером пера. Монография «Спинномозговая анестезия» была признана лучшим сочинением по хирургии в СССР за 1924 – 1925 гг. и удостоена премии им. Ф. А. Рейна, и ее автор был откомандирован в полугодовую командировку в США, для ознакомления с работой американских хирургов.

Хирургический темперамент С. С. Юдина требовал нечто большего, ему уже становилось явно неуютно и тесно в условиях серпуховской больницы и, в конечном итоге, по распоряжению Н. А. Семашко он переводится в Москву на освободившееся место заведующим хирургическим отделением Института им. Н. В. Склифосовского.

Так закончился серпуховский период в жизни Сергея Сергеевича.