Когда С. С. Юдин был еще «выездным», в 1929 г. он был откомандирован в Германию и Францию, где имел возможность демонстрировать свое мастерство и достижения отечественной хирургии. Его доклады и показательные операции оказались очень впечатляющими, так как в Германии и во Франции в то время операцией выбора при язвенной болезни желудка и 12-ти перстной кишки была гастроэнтеростомия.  О том, что цель поездки была полностью оправдана, свидетельствует письмо  из Международного Научного общества хирургов (Брюссель, 1931), в котором подчеркивалось, что работы по прободным язвам и особенно те, которые были доложены на научном обществе в Париже, говорят о превосходном состоянии неотложной хирургии в Москве и, в частности, в клинике, руководимой профессором С. С. Юдиным. В этой связи, С. С. Юдин, как я уже упоминал, был значительно более известен и почитаем за рубежом, нежели в нашей стране.

Сергей Сергеевич Юдин на лекции, 1943 г.

            Тогда стали приезжать хирурги в Москву в Институт им. Н. В. Склифосовского учиться у Сергея Сергеевича. К С. С. Юдину приезжали посмотреть на его виртуозную технику операций главные хирурги США, Британии, Германии, Франции, Аргентины и из многих других стран.

Акад. С.С.Юдин обсуждает план операции. Слева от него проф. Д.А.Арапов, справа - Б.С.Розанов, 1944 г.

В 1945 г. известный американский хирург Гаррисон высказывался о С. С. Юдине следующим образом: «Для меня самое исключительное значение имело то, что я видел из первых рук великие научные достижения, которых добился профессор Юдин в хирургии. Эти достижения исключительно важны и для хирургов Америки».

Работы, в частности, по желудочной хирургии принесли С. С. Юдину вполне заслуженное всемирное признание. Его блестящие доклады поражали и всегда восхищали неожиданностью суждений и выводов, а так же вызывали живой интерес и горячие прения.

«С. С. Юдин, писал в «Британском союзнике» Дж.Гордон-Тейлор – один из величайших хирургов мира, это без всякого сомнения самый смелый новатор гастрической хирургии».

В своей статье, посвященной 50-летию С. С. Юдина, опубликованной в «Анналах Института Склифосовского» (1942), в качестве эпиграфа, заслуженный деятель науки, профессор А. Г. Савиных из Томска писал «Профессору Сергею Сергеевичу ЮДИНУ – лучшему выразителю идеи радикального оперативного лечения язв желудка и двенадцатиперстной кишки, посвящаю эту работу»

О своей роли в развитии желудочной хирургии С. С. Юдин говорил довольно скромно «… я давно встал на тот путь в желудочной хирургии, который стал общепризнанным и в развитии коего на мою роль выпала роль все же довольно заметная».

О своем же значении и значимости в хирургии вообще С. С. Юдин писал следующим образом в одном из писем из Новосибирска: «Я никогда не считал себя ни крупным, ни оригинальным ученым. Техническое мое мастерство было выше среднего, а клиническая эрудиция пришла поневоле вследствие громадного опыта на огромном институтском материале. Нельзя отрицать, что я не лишен был способности довольно верно оценивать новые течения и улавливать те методы операций или системы лечения, кои действительно оказались правильно обоснованы и сулили существенный успех.

Пусть была интуиция, то есть подсознательное угадывание и чувствование, не доступное ни точному анализу, ни продуманной материалистической оценке и поэтому имеющее очень ограниченную ценность, ибо свойство это непередаваемо. Я ведь не говорил никогда, что способен научить других такому интуитивному критическому отбору ценных предложений из бесчисленного потока как частных изобретений, так и целых систем и теорий в медицине. Но на пройденном жизненном пути мне все же удалось правильно угадывать и хорошо развить заманчивые медицинские и хирургические идеи. Ведь как бы не хотелось кое-кому начисто выключить мое имя из работ по прободным язвам, язвенной болезни вообще, профузным кровотечениям - это вряд ли удастся сделать так же, как отнять мою инициативу и 20-летние весьма успешные переливания посмертной крови. Мне кажется, что в массовом внедрении сульфамидотерапии при лечении огнестрельных ран, глухой гипсовой повязки и целого комплексного метода лечения военных переломов мои многочисленные публикации сыграли значительную роль и принесли немало пользы в самые критические годы войны.

Я думаю, что и подвесные илеостомии дали не только выздоровление многим раненым в живот, но что популяризация этой спасительной разгрузочной операции еще даст спасение очень многим больным с перитонитами и непроходимостью кишечника в гражданской хирургии. Я сам не выдумал эту операцию, она применялась в разных странах уже лет пятьдесят в той или иной форме. Но как систему и в наиболее совершенной технической форме, пожалуй, раньше ее не рекомендовали так настойчиво».   

С. С. Юдина мечтали видеть своим гостем лучшие клиники мира.

В апреле 1946 г. приглашая С. С. Юдина на Всемирный конгресс хирургов в качестве вице-президента с предложением сделать доклад о состоянии желудочной хирургии во всем мире, профессор хирургии Гарвардского университета Элист К. Кетлер (главный хирург вооруженных сил США) писал Сергею Сергеевичу: «Я храню горячее желание и надежду, что Вы приедете из России посетить нашу страну и, когда Вы приедете, вы сможете занять мое место в качестве Главного хирурга Питер Бенд Брукс Бригхам госпиталя, самого старого и прославленного госпиталя Америки.

Традицию иметь главных хирургов в этой больнице учредил Гарвей Кушинг, и многие из наиболее знаменитых передовых хирургов занимали этот пост.

Понятно, что сменный «главный хирург» живет в самом госпитале, принимает на себя все руководство отделениями, делает обходы со всеми врачами штата больницы, обучает студентов, т. е. действует во всем как глава отделений. Если Вы приедете в нашу страну, я имею искреннюю надежду, что Вы примете этот пост, но не менее, чем на неделю. Тем самым Вы добавите свое знаменитое имя в Америке к тем, которые уже значатся в нашем списке».

Как видно, тучи над С. С. Юдиным постепенно сгущались. Его перестали выпускать за границу. Однако сам он, по-видимому, этот факт недооценивал. Об этом свидетельствует его уж совсем откровенное письмо заместителю председателя Совета Министров, Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову. Вот некоторые выдержки из этого письма: «Простите, что вновь напоминаю о себе в связи с делом о реконструкции Института Склифосовского, о котором я имел честь Вам докладывать лично… Я не счел удобным доложить Вам о том, что я давно уже имел лестное приглашение Главного хирурга Американской Армии генерала Эллиота Кетлера приехать в Бостон и занять на время моего пребывания его должность – Главного хирурга Больницы и Клиники в Бостоне. Честь эта – громадная. Она до сих пор оказана немногим из величайших хирургов мира, в том числе Ренэ Леришу – безусловно первому хирургу Франции, Гюннар Нистрому – крупнейшему хирургу Швеции и трем наиболее известным хирургам Англии и Шотландии.

Министр Здравоохранения Г. А. Митерев знал об этом приглашении и должным образом оценивал ту необычайно высокую честь, которая делалась не только мне лично, а в моем лице и всей Советской Хирургии. Ведь возглавить одну из наиболее знаменитых больниц мира, празднующих СТО-летие открытия эфирного наркоза в самый момент происходящего там международного торжества – большая честь не только для меня, но и для нашей Советской науки. Мне кажется, что сам факт этот чрезвычайно высоко поднимает престиж Советской науки на международной арене… Я очень прошу Вас, глубокоуважаемый Климентий Ефремович, помочь мне осуществить эту поездку, во время которой я надеюсь высоко поднять престиж советской хирургии. Может быть так же Вы сочтете возможным разрешить (уж совсем наивно – авторы), чтобы после совместной 30-летней жизни со своей женой у себя в Москве, мы провели бы с ней 3 недели за границей… Искренне преданный Вам. С. Юдин».

И вполне закономерно, что «глубокоуважаемый» Климентий Ефремович эту поездку категорически запретил.

Н. В. Хорошко. «В ту роковую ночь я была ответственной дежурной во 2-ой клинике. Тяжелые послеоперационные больные. Ни одной свободной минуты. И все же не могла обратить внимание на тот факт, что весь верхний этаж зеленого дома, в котором жили и Юдины, ярко освещен. Подумалось, что, вероятно, Виноградовы, которые получили недавно ордер на новую квартиру, готовятся к переезду. Только под утро Нюша, наша санитарка, разузнала, что Сергей Сергеевич арестован. И, добавила: - Говорят, что он шпион, собирается в Англию улететь, а самолет стоит уже наготове.

Для меня, для моего мужа это было горе несказанное, непоправимое. Дмитрий Алексеевич Арапов – ученик Юдина, и я тоже ученица Сергея Сергеевича. Мы оба очень его любили. А я его просто обожала. Женщин-хирургов он называл «рыцарями хирургии». С Юдиными у нас давно уже установились добрые отношения. Сергей Сергеевич был крестным отцом нашей дочери. Сам своими руками сделал из золотой пластины, выпрошенной у Натальи Владимировны, крестик и выбил на нем имя дочери – «Света». Ведь он умел все делать своими необыкновенными руками, даже вышивал когда-то. Именно так воспитывались в семье Юдиных все дети: в уважении к любому труду, к человеку любого труда. Он запросто мог поцеловать простой нянечке руку, если она этого заслужила, что очень коробило кое-кого в институте. И вдруг – он шпион? Чудовищно и нелепо. Ведь, кажется, совсем недавно, в том сорок восьмом, мы поздравляли его с присуждением второй сталинской премии, и список новых лауреатов был опубликован в июне, правда, вручения еще не состоялось. Уходя с дежурства, я столкнулась у ворот с Натальей Владимировной Юдиной. Бросилась к ней. Она остановила меня жестом: - Вы не боитесь ко мне подходить?..-».

Из протокола 23 декабря 1948 года, подписанного женой арестованного Юдиной и дежурным комендантом Самерхановым.

«Изъято для доставления в МГБ следующее: (в том числе)
29. Шпага
30. Патроны. Ружье. Финский нож. Охотничьи принадлежности.
34. Мантия Почетного члена Королевского колледжа хирургов
      Великобритании.  
35. Мантия Почетного члена Американской Ассоциации хирургов.
36. Знак ученого достоинства Сорбонны.
45. Плиты медные с памятника Блюхера.
47. Письма английского посла в Москве М. Керра.
48. Листовка партии кадетов.
49. Листовки партии народной свободы.
50. Листовка «Объединение русского народа».
56. Манифест к Всероссийскому крестьянству ЦК эсеров.
57. Газета «Известия» со статьей Радека.
58. Брошюра Юдина «В гостях у американских хирургов».
59. Личные воспоминания.
        Известно так же, что в квартиру Юдиных заранее было вмонтировано подслушивающее устройство. Сотрудники ГПУ организовали собрание в Институте им. Н. В. Склифосовского и расспрашивали об учениках С. С. Юдина.

         Близкие Сергею Сергеевичу люди и сотрудники утверждали, что слежка за семьей Юдиных была установлена уже давно. Об этом, в частности, свидетельствуют воспоминания И. А. Цановой, которая не только долгое время работала с Сергеем Сергеевичем, но и жила у них дома.

            И. А. Цанова: « В начале войны я жила у Юдиных… Мой отец и Сергей Сергеевич были дружны. Познакомились еще в 1930-м г. на съезде хирургов, который проходил в Харькове. Я тоже очень хотела стать хирургом, поступила в Первый Московский медицинский институт. Училась на последнем курсе, когда началась война. Юдины не отпустили. Я устроилась до сдачи экзаменов операционной медсестрой в Институт им. Н. В. Склифосовского… и рисовала. Да, вот именно, рисовала. Дело в том, что я оказалась очень нужной Сергею Сергеевичу как художница, хотя до этого сама не думала заниматься этим всерьез.

            Однажды, когда Сергей Сергеевич, оформляя свои статьи, набрасывал схему, я взяла карандаш и поправила его рисунок. Он сразу же согласился со мной, посмотрев на меня очень внимательно. Другой раз я изобразила бедра в разрезе. Юдин пришел в восторг. С тех пор, можно сказать, закабалил меня. Ночами я была в морге, распиливала трупы, делала нужные ему зарисовки. Ему нужна была его анатомия на разном уровне. Получалась не фотография, где ничего не поймешь, а своего рода живопись. Сергей Сергеевич раскрывал атлас Пирогова, показывал распилы конечностей, сравнивал: «Так, так, Иришка, хорошо! Продолжай!», и отводил меня в комнату, закрывал даже на ключ, чтоб никто не мешал мне. Эксплуатировал нещадно! Такой уж он был деспот в работе. И никогда не спрашивал, устала я или нет, ела что-нибудь или только собираюсь. Ибо считал, что о времени, усталости и деньгах врачу, даже будущему, говорить неприлично.

            Летом сорок второго мы получили дипломы, пять врачей из моего выпуска стали хирургами. Наталья Владимировна подарила мне в связи с этим розовых гладиолусов и очень красивые розовые бусы. Администрация института на меня и еще на одну девушку, тоже подрабатывавшую, как и я, направила запрос. Меня сразу же вызвали в спецотдел: «Что вы сделали? Вы обязаны явиться в военкомат, подать заявление, идти на фронт». Сергей Сергеевич на фронт меня не отпустил. И тогда стали меня шантажировать. Вызвали на Лубянку. «Где ваш муж?  Может быть, он в плену?  Где мать?». Мы с мужем расписались за день до начала войны. Он сразу же ушел на фронт, потом погиб на Орловско-Курской дуге. Мама жила в Крыму, известий от нее я не получала и считала ее погибшей там. И тогда мне объявили: «Вы комсомолка и должны нам помогать», и популярно изложили, в чем будет выражаться эта «помощь». Я похолодела от возмущения. Прикинулась дурочкой, хохотушкой, старалась показать, что для такой роли я не гожусь. Не знаю, убедила их или нет, но подписку о неразглашении этой беседы с меня взяли. Потом вдруг объявился красавец мужчина двадцати двух лет, предлагавший встречаться. Звонил по телефону и все интересовался тем, что делается у Юдиных. Пришлось мне, чтоб избавиться от таких напастий, снимать себе комнату.

            Оклад маленький, время голодное. Жилось очень трудно. Помогло в какой-то степени мое новое ремесло. Б. А. Петрову, ученику Юдина, понадобились иллюстрации к его лекциям. Я их ему рисовала. Петров устроил меня на четверть ставки лаборантом. Но меня это не спасло, начался у меня туберкулез. Весной 1948 г. уехала я в санаторий в Крым, нашла там маму. Подлечившись, вернулась в пятьдесят первом. Без Сергея Сергеевича в Институте было пусто. Пошла к Б. А. Петрову, но он стал уже другим человеком. На сей раз, не взял меня в клинику, вроде бы не он сам отказывал, а начальство. Меня, как и иных юдинцев, - Островскую, Симонян, Цуринову… направляли в открывшуюся тогда новую «скоропомощную» больницу № 27. Там работала я и после возвращения Сергея Сергеевича в институт. Продолжала бывать у Юдиных. Они жили в высотном доме у Красных ворот…».

Е. В. Потемкина, профессор, доктор медицинских наук, дочь хирургической медсестры М. П. Голиковой: «Я была тогда студенткой. Мы жили на Каланчевке, в угловом доме, который был напротив гостиницы «Ленинград». Коммуналка. В квартире восемнадцать комнат. В одной из них мы: папа, мама и я. В ноябре к нам пришли каких-то два человека. Говорили про каких-то грабителей, которых якобы ищут. Что будет устроена засада. 21 декабря был день рождения Сталина, а в ночь в 22 на 23-е стук в дверь. На пороге Хомутов, дворник. За ним милиционеры. Якобы проверка документов. А маме сразу предъявили ордер на арест. – Одевайтесь. Она собиралась медленно. Наденет одно, потом меняет на другое. Тянула время и повторяла, что это недоразумение. Очень не хотелось ей уходить. На прощанье поцеловала нас, и ее увели. Начался обыск. Перевернули все вверх дном. На полу лежала старая шкура барса. На всякий случай размозжили ему голову. Все искали. А что? И «нашли»: - Экономику переходного периода к тому времени уже расстрелянного Бухарина, сочинения Мережковского, Пшибышевского, «Ад» Данте с дарственной надписью Сергея Сергеевича, «По ту сторону добра и зла» и «Заратустру» Ницше. Забрали все наши жалкие драгоценности – кольца и часы из желтого металла. Все описали. Обыск продолжали до пяти часов дня. Когда меня, наконец, выпустили, я в полном недоумении и негодовании побежала за защитой к Юдиным. Звоню – за дверью мертвая тишина. Там, оказывается, все еще продолжается обыск, Даже стены выстукивали. Разгром в квартире был полный. Я сразу же налетела на майора госбезопасности, впустившего меня: - Как вы можете поступать с человеком, который спас тысячи жизней?! -. Мы знаем, как он оперировал: выпускал кишки. А кто вы такая? Документы! – сурово спросил полковник, стоявший на кухне, залитой ослепительным светом. Назвалась и услышала угрожающе: - Еще неизвестно, удастся ли вам закончить институт при таком настроении. Это означало, что все всерьез, что это не недоразумение.

Почти целый год мы с отцом ничего не знали о маме. Бегали наводить справки на Кузнецкий мост и слышали неизменное: она под следствием. О самом Сергее Сергеевиче тоже ничего не было известно. Наконец, 6 ноября вечером нам позвонили и сообщили, что Голикова будет отправлена по этапу, и можно привести в Бутырку теплые вещи. Мы пришли девятого, решили, что не погонят же их в праздник, но мамы уже не было. Как я потом проклинала себя: ведь она ушла в жакетике, в ботинках и шляпе. В дороге тяжело заболела воспалением легких».

 В деле С. С. Юдина кроется и еще одна загадка. В «Медицинской газете» проскользнула статья доцента А. В. Русакова, о неблагоприятной роли одного из коллег Сергея Сергеевича в период ареста и о попытке присвоения трудов опального хирурга. Имя сотрудника не названо. Упомянута картина А. И. Лактионова «После операции», написанная уже после смерти С. С. Юдина в 1965 г. (художнику тогда позировал мой отец, так как они с Сергеем Сергеевичем были очень похожи). Хирург изображен в окружении ближайших соратников: Д. А. Арапов, А. А. Бочаров и Б. С. Розанов. Сразу бросается в глаза отсутствие тогда Б. А. Петрова, до сих пор считающимся его первым помощником и опорой. Упомянуто так же о неопровержимых доказательствах, изобличающих его во многих неэтических поступках, вплоть до попытки присвоения юдинских трудов. Даже тогда силы противостояния С. С. Юдину не дремали. Картину не приобрели Московские музеи, ни Академия медицинских наук СССР, ни Институт им. Н. В. Склифосовского. Работа оказалась невостребованной и сегодня спрятана в запасниках Третьяковской галереи. Но в те времена это было единственной формой протеста.

Сюжет напоминает тайную вечерю. Иуда не изображен. Однако в публикации Г. В. Куликовской в «Медицинской газете» (1992), «Пленница Бутырки операционная сестра Марина», прямым виновником ареста С. С. Юдина объявляет его «ученика», профессора Б. А. Петрова. Из-за него часть архива и протоколы компроментирующих заседаний «друзья» Сергея Сергеевича переслали в Рижский музей медицины. Они не опубликованы. Страх перед компетентными органами сохранился и сегодня. Не зря ходили слухи о доносе этого человека, считавшегося ближайшим соратником С. С. Юдина. Сразу же после ареста Б. А. Петров занял освободившееся место главного хирурга без приказа из вышестоящих организаций. Даже в наше время тень его мешает еще живым свидетелям трагедии исправить (что, конечно невозможно) ошибку.

Прямых улик предательства «ученика» нет. Компетентные органы не оставили в деле никаких письменных свидетельств. В бумагах могут храниться и явные фальшивки. Однако в письмах С. С. Юдина из ссылки можно найти косвенные указания на роль Б. А. Петрова в деле. Перед освобождением 18 июня 1953 г. ссыльный хирург получил письмо от Б. А. Петрова.  С. С. Юдин отмечает высокий стиль, славословие, которое явно изобличает автора: «Какого же истинное положение дела, что Борис Александрович (подчеркнуто разрядкой автора) вынужден был прервать свое молчание и даже сделать приятную улыбку при плохой его игре».

Ведь достаточно вспомнить, что совсем еще недавно, на кладбище Новодевичьего монастыря, не только Татьяна Сергеевна (жена Б. А. Петрова), под ручку гулявшая с Ольгой Виноградовой, прямо опрометью шарахнулись от открытой могилы А. В. Русакова, увидев Наталью Владимировну (жену С. С. Юдина), но и оба профессора буквально бежали и перепрыгивали через соседние могилы, что бы не столкнуться с женой ссыльного Сергея Сергеевича. Еще письмо (с оказией) от 7.06.53 г.: «И это…после известий о тяжелом развале в Институте, где новые хозяева живут лишь собственными карьерными интересами…».

Может быть С. С. Юдин и его друзья преувеличивают вину «ближайшего соратника»?  Кем он был? До сих пор остается загадкой.

Вскоре после ареста Сергея Сергеевича, администрацией медицинского института, где я был аспирантом 3-го года обучения, поднимался вопрос о прекращении моего дальнейшего обучения. Мне все же разрешили закончить аспирантуру, но в течение 4-х лет не давали возможности защитить кандидатскую диссертацию. По окончании аспирантуры я был направлен в Рязанский медицинский институт в должности ассистента кафедры.

Какого же характера выдвигалось официальное обвинение С. С. Юдину и медицинской сестре?  На официальный запрос издательства «Правда» (1990), направленное Г. Куликовской, предоставить возможность ознакомиться с материалами следствия, протоколами и личными делами заключенных, последовал категорический отказ. Правда, по телефону была такая информация: еще с довоенных лет Юдин поддерживал знакомство с английскими и французскими послами. Его не пускали в поездки за границу, а он высказывал по этому поводу свое недовольство. Мог передавать, по его мнению, безобидную, но для других стран имеющую значение информацию…

Его приглашали в США делать доклад о состоянии желудочной хирургии во всем мире. Большая честь. Не разрешили. Назвали другую кандидатуру. А дяде предложили публично отказаться от поездки. Он не согласился, сказал: «Не буду!».

Он мог, решив прочесть «Краткий курс истории ВКП(б)», чуть ли не публично охарактеризовать его только одним словом – «чушь!».

Моя бабушка, Екатерина Петровна, говаривала: «Сергей, смотри, тебя посадят. Не посадили Павлова и Станиславского, остальных всех могут!». Все оставшиеся в живых мои дяди сидели. И даже бабушка три недели сидела по доносу соседа, заявившего о том, что у нее бриллианты. Екатерина Петровна не растерялась, принесла следователю книги. «А это что?» – спросил следователь. – «Труды моего сына Сергея Сергеевича Юдина». В общем, предсказание бабушки сбылось: свое шестидесятилетие Сергей Сергеевич отмечал в тюрьме. Наталья Владимировна испросила разрешения написать ему по этому поводу письмо. Снизошли, и даже ответ дяди вскоре получила.

Но все же встреча с представителем пресс-бюро КГБ состоялась. Было подтверждено, что ордер на арест был выдан по подозрению в шпионаже в пользу английской разведки. В клинике бывал английский посол Керр (которого С. С. Юдин, как я уже упоминал, лично оперировал), который нередко присутствовал и на операциях С. С. Юдина. Тогда же С. С. Юдин познакомился (как я уже упоминал) с корреспондентом английской газеты («Dajly Telegraph and Morning post») Чолертоном и передавал (он, кстати, от этого не отказывался) материалы по своей хирургической тактике, в частности, по использованию трупной крови, что и было поставлено ему в вину. Однако доказательств в явном шпионаже не было. Но С. С. Юдин был неугоден властям. К тому же С. С. Юдин встречался с опальными в то время маршалами Г. К. Жуковым, Н. Н. Вороновым и другими.

Тем не менее, по решению особого совещания, С. С. Юдин был выслан в Новосибирскую область на десять лет.

Суда не было. Дело № 2027 следственной части по особо важным делам МГБ СССР. Выписка из протокола № 12, Особого Совещания при министре Государственной безопасности Союза ССР от 13.03.52 г. «За преступную связь с иностранцами и антисоветскую агитацию – сослать в Новосибирскую область сроком на десять лет, считая срок с 23 декабря 1948 г…». Отправляя в ссылку, в МГБ взяли расписку, что он будет молчать обо всем, что происходило после ареста. С. С. Юдин твердо выполнял обещания.

В общей сложности в тюрьмах С. С. Юдин находился 3 года и 3 месяца, а потом был доставлен на два дня к своему родственнику, без права выхода из комнаты. Около двери постоянно находился офицер НКВД. Затем так же в сопровождении офицера НКВД, вместе с женой был отвезен поездом в ссылку на 10 лет в г. Бердск, в 60-ти км от Новосибирска.

Поездка в ссылку была странной. В купе мягкого вагона ехала его жена и сопровождавший их офицер. В день прибытия в Новосибирск, 16 марта 1952 г. офицер НКВД доставил Юдиных в г Бердск, там их разместили в доме 62 по ул. Советской – в ста метрах от берега р. Оби.

Ежемесячно С. С. Юдину приходилось отмечаться в местном отделе МГБ.

В октябре 1952 г. Сергей Сергеевича зачем-то привозили в Москву на два дня в сопровождении офицера НКВД. Я не сразу узнал, зачем он понадобился в Москве. Останавливался он у одного из родственников в коммунальной квартире. Ему не разрешали выходить на улицу, но когда он обратился с просьбой проститься с внезапно умершим другом детства, то к удивлению получил разрешение присутствовать на похоронах своего большого старого друга, профессора хирургии А. Д. Очкина, который в свое время, так же, как и С. С. Юдин, служил в белогвардейской армии. Дружил с ним с детских лет (1902 – 1905 гг.). Они вместе учились во второй гимназии в Москве. А. Д. Очкин был женат на сестре К. С. Станиславского (Алексеева). Сам А. Д. Очкин служил врачом у белогвардейцев, в кавалерии Мамонтова. На кладбище С. С. Юдин приехал один, стоял в стороне, похудевший и безутешно плакал. Никто из участников похорон к нему не подошел.

Пользуясь случаем, ссыльный хирург отвез свою научную работу на суд именитой столичной общественности. Рукопись попала в ЦК КПСС. С. С. Юдин надеялся, что научные успехи заинтересуют чиновников, и это поможет пересмотреть его дело. Он посвятил работу, готовящемуся XIX съезду партии. Странно, что при всем неприятии к коммунистической идеологии, С. С. Юдин в спорах всегда оправдывал И. В. Сталина, охотно верил, что «великий вождь и учитель», презиравший врачей «знает о нем, и даже собственноручно вписал его имя в число соавторов» популярного тогда «опыта советской медицины в великой отечественной войне».

Когда уезжал обратно в Сибирь, очень многие хотели провожать его. Был составлен целый список. Из всех учеников разрешили прийти на вокзал только Борису Сергеевичу Розанову.

И все же в Москве был еще один человек, с которым, невзирая на запреты и надзор, С. С. Юдин встречался – Елена Потемкина, Аленушка, как он ее ласково называл, дочь Марины Петровны Голиковой. Встретились они совершенно случайно, на Баррикадной, в день панихиды. А потом, так же неожиданно и странно, на станции метро «Комсомольская», возле Коринского панно, посвященному Суворову. Для него это были счастливые минуты, лучики света. Да и само место встреч согревало сердце. С. С. Юдин хорошо знал Павла Корина, был дружен с ним, как и со многими живописцами и скульпторами. Кисти П. Корина принадлежит картина, выполненная им в 1943 г. На ней С. С. Юдин изображен в торжественной мантии. Репродукция этой картины много лет спустя была воспроизведена в журнале «Огонек». В кратких строчках, коими П. Корин сопровождал ее, говорилось, что в те дни, в связи с 75-летием со дня рождения Сергея Сергеевича, на здании Института им. Н. В. Склифосовского, появилась, наконец-то, мемориальная доска, ему посвященная. 

Сергей Сергеевич, наконец-то на воле, отдыхал и с жадностью прочитывал хирургические журналы за три с половиной года тюрьмы, когда он, естественно, не мог с ними ознакомиться: читал по 12 – 14 часов в сутки. У него были обширные планы научной работы, детально обдуманные, написанные в тюрьме и одно неудержимое желание – работать. Тогда он писал родственникам: «надеюсь, что еще успею выбиться опять на вершину и наверстать упущенное». В Новосибирск перебраться ему не позволили. В Бердске С. С. Юдин начал постепенно оперировать в районной больнице.

Однако местным властям все же пришлось разрешить переехать С. С. Юдину с женой в областной цент. Приглашение работать там исходило из Обкома партии.

Ниточкой, которая привела С. С. Юдина в Новосибирскую ОКБ, в онкологическое отделение, стала операция по поводу рака желудка, в которой нуждалась супруга второго секретаря Обкома КПСС Ф. М. Тур. Ее супруг обратился в Москву с просьбой госпитализировать супругу в ЦКБ. Однако из Москвы был получен неожиданный ответ: «Зачем? Лучшие хирургические руки, какие есть в стране, сейчас, весной 1952 года, не в Москве, а у вас в Бердске». Так сказал Дмитрий Алексеевич Арапов, главный хирург Военно-морского флота, генерал-лейтенант медицинской службы, один из любимых учеников Сергея Сергеевича. Сюда был выслан после ареста в декабре 1948 г. С. С. Юдин – действительный член АМН СССР и главный хирург НИИ скорой помощи  им. Н. В. Склифосовского. Он «прибыл распоряжение УМГБ Новосибирской области 16 марта 1952 года и был сослан в г. Бердск» (Личное дело № 4444 ссыльного Юдина Сергея Сергеевича. Архив № 7053-55 г. Управление МГБ по Новосибирской области. Лист 47).

Конечно, характеристика Д. А. Арапова о «лучших хирургических руках» была тщательно проверена. При этом вопрос о проведении хирургического вмешательства в Новосибирске был в принципе решен.

Где должен оперировать С. С. Юдин, - так вспоминает Ирина Ильинична, жена Ю. И. Юдаева, - решила Фира Мироновна Тур: «Я лягу только в это отделение, где Юра заведует». Так определилась и вторая сторона дела: областная больница.

Вероятно, по-человечески имело значение и то обстоятельство, что семья Тур приехала в Новосибирск из Гомеля, где раньше жила и Ирина Ильинична: общая память о Гомельщине сблизила Ф. М. Тур и И. И. Юдаеву, которая заведовала аптекой спецполиклиники Облздрава, естественно, обслуживающей Обком КПСС. Но может быть это только внешне обозначенная канва всего события.

На первом операционном дне, 19 апреля 1952 г.,  С. С. Юдин сделал Ф. М. Тур резекцию желудка по поводу рака и одновременно удалил варикозно расширенные вены на нижних конечностях, видя, что состояние больной это позволяет. Ассистировал на операциях Ю. И. Юдаев, вторым ассистентом была Ираида Игнатьевна Юдина, операционной сестрой Саима Закировна Негомедзянова.

Вспоминая позже этот день, когда оперировали двое Юдиных, Юрий Иванович ответил В. Н. Пануровой, что и он мог бы быть Юдиным: его отцу в свое время был выдан паспорт, где он был «Юдин». Часть близких родственников – так же Юдины.

Складывались хорошие взаимоотношения между С. С. Юдиным и Ю. И. Юдаевым, а так же с другими сотрудниками онкологического отделения. Тон этим отношениям задавали и С. С. Юдин и Ю. И. Юдаев.

С. С. Юдина привозили машиной из Бердска на перевязки, в апреле еще были запланированы и проведены операционные дни.

В один из воскресных дней Юрий Иванович предложил Ирине Ильиничне прокатиться в Бердск к Юдиным. Они нашли там добротный деревянный дом, у хозяйки которого занимали чистую просторную бедно обставленную комнату Сергей Сергеевич с Натальей Владимировной.

Я был у дяди в Новосибирске, куда он наезжал из Бердска, каждый раз получая для этого специальный документ – разрешение. Привозил по его просьбе «Эрику», пишущую машинку и личные вещи. У него был старый громоздкий «Адлер», купленный им в Германии еще в тридцатом году (сейчас эта машинка хранится у нас дома), но последний остался в Москве, в его опечатанной квартире. Дядя великолепно печатал все сам, от руки почти никогда не писал. Работал дядя обычным ординатором. Доцент кафедры, нисколько не стесняясь, делал ему еще замечания, если что-то было записано в истории болезни не так, как тот хотел. Когда шли операции, пробиться на них было невозможно. Особенно тянулись к нему студенты.

В мае сосланному в Бердск Сергею Сергеевичу разрешили переехать в Новосибирск и работать там врачом в областной больнице. Муж и жена Юдины снимали 12-ти метровую комнатку у женщины врача Е. С. Кролевец, которая неоднократно впоследствии была у нас дома в Москве.

Больницы в Новосибирске были недостаточно обеспечены. Примером является то, что не было даже шовного материала. Приходилось пользоваться обычными катушечными нитками. Все было удачно, но один из доцентов – заведующий кафедрой хирургии, делал все возможное, чтобы С. С. Юдин оперировал меньше, потому что хирургические больные хотели оперироваться только у Юдина.

Многие врачи боялись контактов с Сергеем Сергеевичем. Местная медицинская элита всячески старалась не поддерживать контакты с опальным Сергеем Сергеевичем. Нашлись смелые студенты, которые заинтересовались и помогали С. С. Юдину с экспериментами на больных после операций на желудочно-кишечном тракте. Преподаватели медицинского Института всячески мешали участию студентов в этой научной работе, боясь наказания за контакт с «врагом народа».

Созданное в 1946 г. онкологическое отделение, было базой ГИДУВа, а кафедру хирургии возглавлял Борис Ильич Фукс. После перевода в 1951 г. ГИДУВа в Сталинск (Новокузнецк), оставшаяся в ОКБ хирургическая клиника Новосибирского медицинского института не всегда справлялась со сложностями хирургических больных. Можно понять, что по вполне объективным причинам онкологическое отделение испытывало нужду в высококвалифицированной профессиональной помощи, а лучше всех это, естественно, понимал Ю. И. Юдаев, оставшийся в роли заведующего онкологическим отделением после отъезда ГИДУВа.

В отделении он был хозяином: выделил С. С. Юдину самую опытную, «свою» операционную сестру – Саиму Закировну. Первым ассистентом бывал сам. Часто ставил на ассистенцию Владимира Станиславовича Шапкина, обеспечил отделение совкаином для спинномозговой анестезии (за анестетиком Анатолий Томашевич Осташевский летал в Томск, к старому другу С. С. Юдина Андрею Григорьевичу Савиных).

Юрий Иванович хорошо знал, что в Новосибирской области немало страдальцев с желудочными фистулами после ожогов пищевода и нуждающихся в пластической операции - создания искусственного пищевода.

Между тем, именно за разработку новых методов восстановительной хирургии при непроходимости пищевода «Постановлением Совета Министров СССР, Действительному члену АМН СССР, профессору Юдину Сергею Сергеевичу была присуждена Сталинская премия первой степени в 1948 г.». Это все знали хорошо. Управление МГБ имело информацию еще и том, что вся сумма премии, которую лауреату до ареста не успели вручить, пришла в систему сберкасс Новосибирской области (сам С. С. Юдин это не афишировал), - а это был весьма весомый факт, в плане финансовой поддержки семьи.

Постепенно оживилась будничная работа онкологического отделения, и отзвук ее доносился негромким эхом по всей больнице. В операционную онкологии потянулись люди, знающие цену хирургии, а так же новички и студенты. Окна операционного зала на третьем этаже были обращены к югу. Лето было солнечное, свет заполнял помещение, а группа зрителей внимательно следила за размеренными неспешными действиями С. С. Юдина, операционной сестры, ассистентов, старалась не слишком мешать, но все же устраивалась и на винтовых стульях, чтобы лучше видеть.

Внимание к операционной деятельности С. С. Юдина не отвлекало. Для него гости в операционной дело было привычное. Он был всегда спокойно сосредоточен, привык к интересу присутствующих, который многие годы сопровождал его работу. На первых операциях пластики пищевода и Ю. И. Юдаев был особенно деловит: ему изготовили инструмент, который был необходим С. С. Юдину – распатор из светлого металла в форме плоского сердца, который привинчивался к длинной стальной рукоятке, - им прокладывали в предгрудинной клетчатке тоннель для нового пищевода.

Весь коллектив больницы почувствовал присутствие необычно высокого профессионала. Удовлетворение от четкой работы испытывали все – от заведующего отделением до санитарки. Особенно это заметно было в стремительной готовности санитарок операционного блока сделать все хорошо и быстро.

От С. С. Юдина исходила необычайная притягательная сила – обилие знаний и доброжелательность к людям, - нельзя было этого не заметить, не отозваться. Поэтому, когда кто-то из врачей других отделений больницы или из сотрудников кафедр приходил на операции, надвинув колпак пониже и еще в предоперационной прикрыв лицо большой маской (чтобы посетителя не узнали), это вызывало одинаково неодобрительную реакцию у сотрудников онкологии, ибо каждый из них был убежден в правильности своего доброго отношения к сосланному Сергею Сергеевичу.

Да и не только в онкологии помогал Сергей Сергеевич. Оперировал и в других отделениях. Не удивила никого в больнице история, случившаяся на первом этаже, у входа с Красного проспекта, когда пришедший часов после 11 новенький посетитель поинтересовался у вахтерши, где тут оперирует С. С. Юдин. И тут она ответила с укором: «Ты бы еще голубчик позже пришел. Он уже наверное закончил».

Госпитализированные по вызову Ю. И. Юдаева больные для пластики пищевода были для С. С. Юдина за время их предоперационной подготовки удобной экспериментальной группой для организации исследования желудочной секреции.

В тюремных камерах он продумал ряд тем научной работы. Однако в скудных условиях провинции, сделать это было очень сложно, да и попытки наладить дело, встречали явное сопротивление руководителей.