Во время «оттепели» в 1953 г. С. С. Юдин считал, что пересмотр его дела полностью зависит от академика К. М. Быкова. Видимо в расчете на его одобрение, ссыльный организовал в Новосибирске изучение нейротрофической регуляции желудочной секреции. А что ему оставалось делать? При отсутствии соответствующего оборудования это было единственным выходом в науку. Немало драгоценного времени хирург уделял сочинению многочисленных писем, высокопоставленным партийным функционерам. Друзьям он писал: «…пока же местные больничные начальники и руководство медицинского Института решили что, не получая каких-либо прямых директив обо мне в смысле расширения моей деятельности, будет благоразумней сузить ее, чтобы таким образом проявить свою служебную бдительность…».

С. С. Юдину все-таки удалось мобилизовать студентов. Изучение желудочной секреции в клинических условиях после пластических операций на желудочно-кишечном тракте не требовало сложного оборудования. Не исключено, что был стратегический прицел на внедрение в практику навязываемой тогда нейро-трофической теории «Быкова – Курцына». Возможно, что была какая-то надежда на реабилилитацию под покровительством последних.

 

Маленькая группа исследователей сложилась вокруг Сергея Сергеевича из студентов медицинского института. Это были Зина Андросова, Юра Наточин, Юра Левин, Таня Максимова. Помогал выделить помещение для работы Ю. И. Юдаев (это был отгороженный фанерой участок огромной женской палаты на 4-ом этаже, «голубятней» называла ее Н. В. Юдина), позже в экспериментальные исследования включилась В. Н. Панурова.

Юрий Иванович легко схватывал суть, вдумчиво изучал все операции С. С. Юдина, собирал их картотеку. Сам же С. С. Юдин считал, что в онкологическом отделении он встретил достаточно подготовленных хирургов.

29.06.53 г. «…наконец по телефону узнал, что результаты работы в Сибири переданы К. М. Быкову и тот их прочитал… Лишь бы Константин Михайлович не уклонился действительно протянуть мне руку. А это он действительно и даже легко может сделать…».

«…одно слово Президенту академии наук Несмиянову о необходимости вернуть меня в Москву для реализации действительно крупных научных исследований по постепенной Павловской тематике может иметь окончательное, решающее последствия. Несмиянов входит к Г. М. Маленкову в любой день и по любому вопросу…».

И далее: «…второй год работал на 17-ти койках в областной больнице Новосибирска. Оперировал и в других учреждениях (гастроли). Научная работа совершенно невозможна, да ее мне фактически не разрешают. Лишь бы кто-нибудь из товарищей, особенно хирургов, проявил хоть какую-нибудь инициативу… помогите мне пожалуйста вернуться к активной научной работе в Москве с прежним коллективом! Одно Ваше доброе слово в данный момент решит мою учесть…».

Руководство Новосибирского медицинского Института, опасаясь за свою карьеру, побаивалось растущей популярности опального Сергея Сергеевича. Поэтому всеми силами старалось не допускать его общения со студентами. Даже ректор Г. Д. Залесский не решился встретиться с опальным Ученым, дважды ожидавшим его в приемной. Григорий Денисович – человек обязательный, доступный каждому, даже студенту, - не принял его. Выход из замкнутого круга следовало искать в Москве.

Из множества знакомых и хирургов участие и интерес к судьбе С. С. Юдина проявил академик П. Я. Страдынь, главный онколог Латвии, создатель лучшего в стране музея истории медицины. Паул Янович посвятил отпуск поездке в Сибирь. Он встречался с Сергеем Сергеевичем, провел рядом с ним несколько недель, бывал на его операциях.

Осень. 1952 г., думая о собственном будущем, С. С. Юдин написал сестре Агнии Сергеевне из Новосибирска: «Положить остаток дней для культурного развития этого края – тоже соблазнительная и весьма почетная задача. Жена тоже весьма склонна и мысленно настраивается на окончательное поселение в Сибири, поскольку теперь мы вместе, неразлучны, а с пользой дожить свой век везде можно…».

И еще письмо брату Петру Сергеевичу от 22.VI.52 г.: «…Пишу «бывшем», ибо ныне мое положение круто изменилось и я, безусловно, на пути к полной и окончательной реабилитации. Это было видно и в самый момент моего выхода из заключения, когда Зам-министра при личной аудиенции сказал мне, что «Новосибирский филиал АН СССР сможет возбудить ходатайство о моем возвращении в Москву хотя бы уже через полгода». Это его подлинные слова. Разумеется, я не рассчитываю на их буквальное осуществление, ни на столь короткие сроки. Однако в том учреждении, откуда я  выходил, не принято давать особо обнадеживающих посулов и обещаний. Но главное это то, что здесь в Новосибирске, я был принят не только врачебными кругами, но и в высших руководящих органах самым внимательным образом и с полным радушием. Суди сам: уже через две недели после моего приезда в Бердск я был извещен Заведующим Обл-Здравом Новосибирска, что я буду принят и устроен на работу в ближайшее время. А еще через две недели я уже дебютировал с операцией жене второго секретаря Обкома ВКП; вскоре вслед за этим я оперировал и жену Председателя Обл-Исполкома… Есть твердые слухи о том, что Мед-Институт уже возбудил ходатайство в Москве о зачислении меня в состав местной профессуры и о получении кафедры. Есть и другие слухи, притом из очень авторитетных источников, о том, что меня вообще скоро отзовут в Москву…

На днях я получил письмо от Андрея Григорьевича. Он до того обрадован моему освобождению и приезду в Сибирь, что выражает это самым искренним и горячим образом… Он меня убеждает не торопиться с возвращением в Москву, дабы не обидеть новосибирские власти, которые отнеслись ко мне столь внимательно. Сам А. Г. настолько горячий патриот своей Сибири, что он решительно уговаривает остаться здесь окончательно и принять активное участие в культурном развитии этого необъятного, богатейшего и интереснейшего края, могущего стать одной из главных экономических баз для процветания и дальнейшего расцвета всей нашей страны… Словом, цветет, невиданно и неслыханно расцветает вся наша страна. Какое счастье все это видеть своими глазами и активно участвовать в этих всемирно-исторических стройках…».

Сергей Сергеевич с проф. Л.В.Мельниковым

Успехи ссыльного хирурга не всем понравились, особенно раздражала дружба со студентами, еще не обладающими острым политическим чутьем. Новый главный врач онкологического диспансера В. Г. Фукс пытался умерить активность С. С. Юдина. Поток больных старались искусственно сократить до минимума. Заведующие кафедрами медицинского Института не пускали к нему студентов. Но всегда после ежедневного вечернего обхода, кто-нибудь сопровождал его из клиники. Особенно часто это делали студенты Ю. Наточин и З. Андросова. Широкий кругозор и необычная эрудиция привлекали к Сергею Сергеевичу талантливых и энергичных людей. Почти все свободное время, жена С. С. Юдина печатала на машинке, которую я привез из Москвы. Местный фотограф помогал готовить иллюстрации. С осени уменьшилось число посетителей на операциях С. С. Юдина. А за любопытствующими студентами приглядывал доцент кафедры Д. В. Мыш (сын профессора НГМИ Владимира Михайловича Мыша, которого в академики АМН в свое время проводил именно С. С. Юдин). Дмитрий Владимирович заходил в операционную и выводил зрителей, запрещал студентам посещение операций С. С. Юдина.

Между тем С. С. Юдин оформлял накопленный экспериментальный материал по исследованию нейро-гуморальной регуляции желудочной секреции, собранный добровольными бесплатными научными работниками – студентами и врачами. Он полагал, что умение работать, мыслить, развивать идеи академика И. П. Павлова в исследованиях на человеке – это позволит ему облегчить свою участь, поторопит возвращение в Институт им. Н. В. Склифосовского. В областном управлении МГБ знали о желании С. С. Юдина закончить работу и передать ее скорей в Москву.

В Новосибирске жизнь постепенно налаживалась, и С. С. Юдин ждал изменений к лучшему.

Ю. М. Левин, доктор медицинских наук, профессор: «Я учился на третьем курсе Новосибирского мединститута, проходил практику в больнице г. Бердска. Как-то меня вызвали к главному врачу. Вхожу. У стола сидит Юдин! Легендарный хирург, почетный доктор Сорбонны, почетный член Королевского общества хирургов Великобритании, американского, пражского и других обществ. Бог полевой и экстренной хирургии. Позже, когда он вернулся в Москву и получил обратно реквизированное у него имущество, он шутливо продемонстрировал нам – гостям из Новосибирска, студентам, которые работали с ним во время «ссылки в Сибирь», - атрибуты международного академического признания. Но тогда, в 1952 г., нас особенно поражал его искусственный пищевод, работы по удалению желудка, переливание трупной крови. Мы им восхищались. Его имя знали во всем медицинском мире. Но появление в Новосибирске вызвало много толков. «Замешан в чем-то страшном. Репрессирован…». А потом пошли круги печальной памяти так называемого «дела» врачей –«убийц».

Увидев мою изумленную физиономию, Юдин засмеялся, и без долгих предисловий спросил, согласен ли я принять участие в качестве «гипнотизиста» в задуманной им научной работе «Проверка учения И. П. Павлова на людях». Конечно, я согласился…

Юдинская тема была на острие животрепещущих проблем того времени. Вся медицина перестраивалась в духе учения И. П. Павлова. А тут проверка на людях!… Исследования проводились в Новосибирской областной больнице. В Бердск он ездил ежемесячно отмечаться. Результаты этой работы описаны в его вышедшей посмертной книге «Хирургия язвенной болезни желудка и нейро-гуморальная регуляция желудочной секреции у человека». Там же сказано и о нас, участниках этой работы, врачах и студентах. В пять часов утра, как там написано, мы начинали работу не столько потому, что нам нужна была тишина, сколько для того, чтобы, по-возможности, избежать ненужных встреч. Не знаю, были ли предупреждены другие участники работы о риске, которому мы себя подвергаем, контактируя с репрессированным академиком, а я такое предупреждение получал дважды. Особенно запомнилась взбучка от дружески расположенного к нашей семье секретаря парткома института, доцента Золотарева: «Ты что, спятил? Хочешь сам сесть и мать посадить». Но мы все же довели работу до конца. Юдина многие сторонились. Ректор института боялся его принять. Только те, кто не знает обстановки тех лет, могут осудить его за это. Что Юдину приписывалось – никто не знал. В том числе, не знали приехавшие жена Сергея Сергеевича – Наталья Владимировна, сын – тоже Сергей Сергеевич, а проще Сережа и жена сына Тося. А может быть знали, но, как и он, не могли сказать. Только спустя многие годы, уже после смерти Сергея Сергеевича, Наталья Владимировна высказывала обиду на одного из учеников Юдина (курсив авторов).

Работал Юдин неистово, превозмогая приступы сердечной боли. Иногда, прервав на несколько секунд операцию, просил накапать нитроглицерин на кусочек сахара и положить ему в рот.

Сейчас Юдина называли бы экстрасенсом. Пробежав, почти не касаясь живота больного, своими змееподобными пальцами, он ставил диагноз, который всегда подтверждался на операции. Посмотреть, как он оперирует приходили толпы врачей и студентов. Это доставляло ему радость, которую он не скрывал. Согласованность действий с операционной сестрой была удивительной. У меня сохранился снимок его реакции, когда она ошиблась и подала ему другой инструмент: возмущение такое, будто случилось что-то непоправимое…

Он любил и умел учить, собрав нас, трех-четырех студентов, он читал лекции по хирургии, ставил нас за операционный стол, давал домашние задания. Сердился, когда их не выполняли.

О Сергее Сергеевиче можно говорить бесконечно. Запомнилось, как он, ворвавшись в комнату, где сидели студенты, почти закричал: «Скорее, бросайте все – на Оби ледоход начался! Пошли смотреть, пока не стемнело». И как он был счастлив, когда к нему приехал замечательный латвийский хирург П. Страдынь! А потом сказал: «Вот не побоялся, приехал…».

Помню, как нервничал Сергей Сергеевич, отправляя сына с рукописью, в которой излагалась проделанная им работа, в Москву. Он боялся, что Сережу задержат, рукопись отберут, и она не дойдет до Сталина. Был подготовлен «резервный вариант рукописи». Его должен был отвезти в Москву мой знакомый, не «скомпрометированный» связью с Юдиным. Но Сережа доехал благополучно, и, кажется, через Ворошилова, рукопись попала по назначению. «Резервный вариант» хранится у меня до сих пор.

Однако Юдин предусмотрительно предпринимал и другие ходы, о которых не мог знать студент Юрий Левин».

«Я переслал два полных комплекта альбомов и докладных записок – один в ЦК партии на имя А. А. Жданова, а второй – Е. И. Смирнову для переправки в Президиум АМН, не зная, что как раз в эти дни он был отрешен от заведования министерством…» – сообщал Юдин в одном из своих писем А. Г. Савиных, хранящихся в Томском областном архиве и недавно опубликованных в «Медицинской газете». И далее: «При телефонном разговоре с Москвой я узнал от моего сына, что по некоторым данным, труды эти получили хорошую оценку, в том числе и академика К. М. Быкова. Мне трудно загадывать, как отнесется он персонально к оценке моих трудов (не по деловому, т. е. по научному их значению, а учитывая особенности моего теперешнего положения). Ведь со времени моего выхода на свободу мне пришлось видеть ярчайшие примеры самого противоположного свойства.

В то время, как очень многие партийцы проявляли ко мне максимум внимания и сочувствия, мне пришлось пережить острейшее горе и обиду, видя равнодушие и трусость нескольких наиболее мне близких, самых долголетних и наиболее мне лично обязанных ассистентов.

Я, разумеется, не слишком осуждаю людей за их сверхбдительность, выражавшуюся лишь в том, что они избегают мне писать и со мной встречаться, точно так же трудно осуждать людей за то, что они по своей природе трусоваты – уж какие есть!

Зато мне очень трудно загадывать, как выскажутся те из ученых, которым будут переданы труды мои, будь то из Министерства здравоохранения или ЦК КПСС.

Но если Вы как хирург напишите Н. Н. Аничкову или К. М. Быкову и попросите их выручить меня, ссылаясь на мою хирургическую ценность, то именно мнение хирурга должно сыграть особо большую роль в решении дела. Точно так же Вы могли бы написать и Андрею Федоровичу Третьякову, как только станет известным о его назначении министром СССР».

Академик К. М. Быков, ознакомившись с новосибирской работой Юдина, дал А. Ф. Третьякову самую высокую оценку.

Тогда Сергей Сергеевич писал родственникам «…потеря каждого месяца в мои года все же очень досадная вещь…».

К несчастью, 13 января 1953 г. вышла хроника ТАСС, «об аресте врачей-вредителей». Это было очередным ударом судьбы. Все планы Сергея Сергеевича сразу же нарушились. В онкологическом диспансере провели собрание «о бдительности». Научная работа С. С. Юдина была еще более ограничена. Ему оставили только один операционный день. Но и в крайне ограниченное время С. С. Юдин ухитрялся выполнять 6 операций на желудке.    

С. С. Юдин писал родным: «Надеюсь, что еще успею выбраться опять на вершину и наверстать упущенное».
Именно в это время 09.02.53 г. в Новосибирске появилась бумага:

Из личного дела № 4444 ссыльного Юдина Сергея Сергеевича. Арх. № 7053-7055 МГБ по Новосибирской области. Лист № 57

«Справка.
5 марта 1952 г. за № 1805/р. зам. Министра госбезопасности т. Рюмин в части трудоустройства ссыльного Юдина С. С.  предлагал:
«…Не чинить препятствий Юдину к занятию научно-исследовательской работой, разрешить ему для этой цели посещение гор. Новосибирска. Поставить в известность руководство Новосибирского Филиала АН СССР о том, что МГБ СССР не имеет препятствий к занятию Юдина научно-исследовательской работой»
Указание находится в деле «Ю» во 2 отделе. Верно: Леоненко 09.11.53.

После поворота направлений о «повышении бдительности», сложившиеся доброжелательные отношения подверглись трудным испытаниям. Первый приказ главного врача ОКБ В. Н. Кутинова, которым С. С. Юдин был утвержден в роли консультанта, был написан «по указанию сверху», - это знала начальник медицинской части Зинаида Александровна Киреева, которая только через много лет спустя рассказала об этом. Можно только представить себе, что после сообщений о «врачах вредителях» Новосибирский Обком КПСС, брать на себя ответственность за С. С. Юдина уже не считал возможным. А представители медицинского института, особенно хирурги кафедры, размещенной в ОКБ, не хотели иметь контактов с «ненадежным ссыльным», на фоне которого они к тому же не всегда выигрышно смотрелись.

 5 марта 1953 г. умер Сталин. 26 июня 1953 г. был арестован Л. П. Берия. Пленум по «Делу Л. П. Берия» начался 2-го июля, а уже 4-го июля в Новосибирск позвонил заместитель министра внутренних дел генерал-полковник И. Серов, с указанием «Освободить 5 июля 1953 г. профессора С. С. Юдина» (М. П. Голикова была освобождена в связи с указом об амнистии ранее, в апреле 1953 г. Но официальную справку о том, что ее дело «прекращено за отсутствием состава преступления», получила из Прокуратуры СССР только в 1957 г.).

Ранним воскресным утром Сергею Сергеевичу по телефону предложили придти в УВД г. Новосибирска «Вы можете уехать в любой город Советского Союза, но Вас ждет Москва», говорил ему объявивший о реабилитации начальник управления. Потрясенный долгожданной свободой, С. С. Юдин пошел не домой, а в областную больницу к тем, кто помогал ему работать и жить.

На прощальном вечере, организованном в доме на Маяковского 6, где тогда жили Юдаевы, небольшая группа новосибирских друзей хирургов разделила радость реабилитации С. С. Юдина. Они торжествовали победу собственной убежденности и правды против осторожных и осмотрительных профессионалов. Кто-то сказал, что те «не посмеют сунуться в ЦИУв, так как там теперь С. С. Юдин – а он их не примет. Сергей Сергеевич ответил: «Почему же, - приму». И этим всех удивил. – «Мать всегда учила меня: не помнить зла».

На следующий день С. С. Юдин попрощался с коллективом. Его провожала вся областная больница.

Утром 8-го июля 1953 г. Юдины улетели в Москву.

Борис Васильевич Петровский утверждает, что сразу же связался с Н. А. Булганиным и поручился за С. С. Юдина, и только благодаря его заботам обвинение было снято. Решением особого Совещания при министре Внутренних дел СССР от 29.07.53 г. С. С. Юдин был полностью реабилитирован.

Тюрьма подорвала здоровье Ученого, но не смогла сломить его волю.

Годы тюрьмы, работа, в сибирской ссылке, практически не освещены в литературе. В 1993 г. опубликованы два письма С. С. Юдина к скульптору М. П. Оленину, написавшему несколько портретов Сергея Сергеевича (машинопись на бланках НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского и подписанные С. С. Юдиным, находятся сейчас в музее Института). «…такое отношение к себе я встретил далеко не от всех своих прежних друзей и товарищей. Кроме Вас нашлось еще несколько лиц из числа моих бывших учеников и ассистентов, проявивших вполне искреннее сочувствие, к тем бедам, кои на меня свалились, тем не менее, число таких друзей оказалось гораздо меньшим, чем на это можно было рассчитывать…».

«…ужаснее всего то, что очень многие из наиболее мне обязанных и, казалось бы, преданных учеников, проявили или феноменальную, презренную трусость или еще худшее – опасение за мое возвращение в Москву, что, несомненно, омрачает их столь неожиданное и не столь заслуженное служебное счастье…».

Нельзя сказать, что московские хирургические «тузы» встречали С. С. Юдина с восторгом. Даже близкие прежде люди опасались бывшего ссыльного, сторонились, некоторые обходили стороной. Только ленинградские и провинциальные хирурги без опаски и с огромной радостью наносили визиты реабилитированному Сергею Сергеевичу. С. С. Юдин вернулся в Москву одержимый и истосковавшийся по привычной хирургической и научной работе.

Однако по возвращении в Москву С. С. Юдин сразу же столкнулся с оппозицией в лице профессора Б. А. Петрова. Он и его сторонники распространяли слухи о том, что Сергей Сергеевич за время тюремного заключения утратил свое оперативное мастерство и что у него высокая летальность. Дело дошло до того, что С. С. Юдину было предложено взять для работы всего одну из трех клиник Института при Главном хирурге в лице профессора Б. А. Петрова. Пока С. С. Юдин томился в тюрьмах и ссылке, его «ученик и ближайший соратник» Б. А. Петров, сам присвоил себе должность главного хирурга Института им. Н. В. Склифосовского, без всяких назначений вышестоящего начальства. Когда его учитель вернулся в Москву, Б. А. Петров активно пытался удержать это место за собой. В этой ситуации С. С. Юдин проявил принципиальность и настоял на возвращении ему прежнего коечного фонда и должности главного хирурга. Естественно, было бы совершенно несправедливым после полной реабилитации попадать в подчинение к своему «ученику». Да и профессиональная квалификация отличала их довольно значительно. Но все же для этого пришлось мобилизовать прежних почитателей его таланта и еще сохранившиеся связи. С. С. Юдин рассчитывал восстановить старые порядки и принципы организации хирургической работы, вернуть Институту былую и значительно утраченную (за годы тюрьмы и ссылки) славу. В случае отказа собирался уйти на пенсию. После многих унизительных звонков и переговоров с высшим партийным аппаратом, место главного хирурга ему было возвращено. Правда пришлось письменно обратился к Н. А. Булганину с настоятельной просьбой восстановить его в прежней должности, которую он занимал до ареста («полная реабилитация», как ее называл С. С. Юдин). Только активное вмешательство Н. А. Булганина удовлетворило вполне законное требование реабилитированного С. С. Юдина.

Вот как это было по описанию очевидцев.

М. П. Голикова. Из ее письма от 5 августа 1953 г. к дочери Е. В. Потемкиной, работавшей по окончании института в одной из больниц г. Челябинска.

«На аэродроме С. С. встретила целая группа врачей, примерно ты знаешь, кто – К. С. Симонян и пр. Вечером все собрались у Цуриновой и ничего не нашли лучшего, как передать всю мерзость и гадость, которая была в его отсутствие. Он сразу сказал: «Я возвращаюсь не для того, чтобы устраивать разгоны и сводить счеты, и, тем более, не для того, чтобы реагировать на всякого рода сплетни и слухи, а возвращаюсь в свой родной Институт для того, чтобы работать».

На следующий день его вызвали в Горздрав и предложили получить приказ на занятие должности заведующего первой клиникой, т. е. на место ушедшего Б. С. Розанова. Он наотрез отказался. А его друг, министр Третьяков, заявил, что институт в ведении Горздрава и он не может распоряжаться его кадрами. Мы все были в страшном волнении. Думали, что все исходит оттуда, откуда мы вернулись. Но через день С. С. вызвал Яснов, председатель Горисполкома, предложил указать район, где бы он желал получить квартиру. Сергей Сергеевич ответил, что пока он не получит работу, он не может ответить на этот вопрос. Яснов удивленно спросил: «Разве Вы не в Институте?». Сергей Сергеевич все рассказал. На что Яснов заметил: «Горздрав распоряжается врачами, а профессорами и академиками до сегодняшнего дня распоряжался министр. Если он не получил директив в отношении Вас вчера, то он получит их сегодня». Когда С. С. Юдин вернулся домой, его уже ждала записка о том, что просил позвонить заместитель министра ВД. Его приглашали в главное здание МВД. Там ему вручили диплом о Сталинской премии и вторую медаль лауреата. На вопрос, есть ли у него какие претензии, он ответил, что нет, а на вопрос, как встретили в Институте, ответил, что там еще не был и что, может быть, и не пойдет. Заместитель тут же позвонил Третьякову, и министр сказал, что все в полном порядке, и он ждет Юдина. В связи со сложившейся ситуацией, С. С. Юдин был вынужден все-таки обратиться лично к Н. А. Булганину и последний приказал министру немедленно восстановить Сергея Сергеевича в прежней должности Главного хирурга.

Кончилось тем, что был дан приказ, по которому С. С. Юдин полностью был восстановлен в должности главного хирурга Института, заместителя директора по научно-исследовательской части и директора первой клиники. А Б. А. Петрову предстояло вернуться на прежнюю должность заведующего 2-ой хирургической клиникой, и все. Ты не представляешь, что только не предпринимал Б. А. Петров в эти дни! Какие компании не проводил для этого. Дошел до того, что сам написал о себе статью и отправил ее в редакцию. Напечатали ее в другой газете без подписи, а через три дня Б. А. Петров уехал в отпуск на Кавказ».

Приехав в Институт им. Н. В. Склифосовского, С. С. Юдин рассчитывал на теплый прием. Он заявил, что всех прощает, никому не будет мстить. Но некоторые его ученики и сотрудники приняли его недружелюбно, а сам назначивший себя Главным хирургом Б. А. Петров, перестал даже здороваться с Сергеем Сергеевичем.

Большую моральную помощь бывшему арестанту оказал академик А. Н. Бакулев. Он высказал в верхах мысль о том, что «академик С. С. Юдин был больше, чем хирург. Он был идеологом романтики научной мысли, противопоставленной будничным интересам». По некоторым мнениям, его романтизм научной мысли на первый взгляд кое-кому казался смешным.

В Институте им. Н. В. Склифосовского С. С. Юдина встретили все по-разному. Два дня сторонились, а потом поверили и начались приходы и приезды в Институт самых разных хирургов, ученых и, естественно, представителей творческой интеллигентности. Больше всего было Ленинградцев. Радовались и убеждались в случившемся.

Рукописи книг С. С. Юдина взяли обратно из типографии для коренной переработки и добавлений. Было запланировано опубликовать их в ближайшее время. Так хорошо все идет! Так легко дышится теперь!… Только бы здоровье, силы и время, которого так мало и брать негде».

Вообще практически всегда у С. С. Юдина было немало завистников, которые показали себя, в частности, при организации Академии медицинских наук СССР на Солянке (20- 22 декабря 1944 г. состоялась учредительная сессия АМН СССР). Когда Сергей Сергеевич произносил великолепную учредительную речь и был выбран одним из первых членом Академии, то многие из присутствующих стали и ушли.

Враги Сергея Сергеевича, поддерживающие Б. А. Петрова, пытались на партийном собрании воспрепятствовать тому, чтобы С. С. Юдин вернулся в Институт.

Итак, начался последний и один из самых трудных для С. С. Юдина 1954 год. Обстановка в Институте была крайне сложной и напряженной. Б. А. Петров не прекращал наступление, не мог смириться с новым назначением.

С. С. Юдин вернулся в Институт вдохновленным, готовым к новым свершениям, истосковавшимся по кипучей работе, прямо-таки одержимым. Измученное сердце нуждалось в покое, но покой ему только снился. По природе своей неисправимый оптимист, коим и сам себя считал, он глубоко верил в собственные силы и не щадил себя. Восстановленный во всех должностях, он взвалил на плечи еще и тяжкую ношу забот по начавшейся реконструкции Института. При этом Главный хирург не считал возможным отказываться ни от большого, ни от малого.

С. С. Юдин добившись прежней должности начал много оперировать ежедневно – примерно 4-х больных по поводу заболеваний желудка и, как правило, 1 пациента со стриктурой пищевода. Сергей Сергеевич, находясь в течение более 3-х с половиной лет в тюрьмах и перенесший все зверства сталинских лагерей, не имевший возможности оперировать, выстоял, не потерял своего мастерства и этим доказал свою гениальность (поговаривали, что вернувшись из ссылки он стал даже лучше оперировать).

Одна из последних операций С.С.Юдина

Б. А. Петров не мог смириться с мыслью, что его отодвинули на старые позиции, вновь на второй план. Но вокруг него уже была группа людей, поднятых им самим и расставленных на всех постах, сформировавшаяся за время отсутствия Сергея Сергеевича. Некоторые даже стали забывать, что Б. А. Петров – ученик С. С. Юдина и что Сергей Сергеевич, возлагая на него большие надежды, раньше во всем ему доверял. В то же время тех, кто работал с С. С. Юдиным в Институте, практически не осталось. Они были убраны Б. А. Петровым. Силы у обоих были явно неравные. На любых совещаниях и конференциях стали возникать омерзительные споры и конфликты.

В Петербурге было гораздо больше любящих и почитавших С. С. Юдина хирургов и ученых. В частности, к нему особенно дружески относились И. И. Джанелидзе, Н. Н. Аничков, А. В. Мельников и другие.

После смерти С. С. Юдина, многие медицинские академики и профессора неоднократно высказывали мысль о том, что они при своей жизни будут активно выступать против того, чтобы Б. А. Петров баллотировался в Академию медицинских наук СССР, так как своими поступками, особенно в последние годы, он причинил немало горя и зла С. С. Юдину и, таким образом, способствовал укорочению продолжительности его жизни (Сергей Сергеевич прожил всего 62 года!).

Вместе с тем, профессор И. И. Джанелидзе так охарактеризовал отношение хирургов к юдинским операциям на XXV съезде хирургов:

«Когда я приезжаю в Москву, я считаю своим долгом сходить в Художественный театр и художественную мастерскую Сергея Сергеевича, куда приходят полюбоваться работой большого художника даже те, кто его ругает на съезде».

Так, например, по возвращении в Институт им. Н. В. Склифосовского С. С. Юдин был подвергнут унизительной процедуре «критики» на открытом партийном собрании, организованном Б. А. Петровым и его приспешниками. Дело дошло до того, что Б. А. Петров вовсе переслал здороваться и разговаривать со своим учителем.

            Б. А. Петров (кстати, единственный коммунист из ближайшего окружения С. С. Юдина) обвинял С. С. Юдина в том, что он слишком много уделял внимания так называемым хозяйственным вопросам. А последние были следующими: попытаться восстановить прежний облик Института (бывшему странноприимному дому с больницей графа Н. П. Шереметьева, построенному в 1802 г.). Как я уже упоминал, в разгар ленинско-сталинской борьбы с религией была варварски закрашена роспись потолка в вестибюле Института, выполненная Д. Скотти в 1805 г. размерами более 100 кв.м. Эта великолепная монументальная работа великого мастера была единственной в Москве. Для восстановления этой росписи С. С. Юдин положил много усилий, привлек опытных реставраторов. Рассказывают, что во время этих работ Сергей Сергеевич сам лазил на леса, отыскивая под краской художественные росписи на библейскую тему. И за это его упрекали директор Института Б. В. Нифонтов и Б. А. Петров со своими соратниками, хотя было совершенно очевидно, что эта работа проводилась из-за глубокой любви к своему детищу - Институту им. Н. В. Склифосовского и ко всему прекрасному.

            О. П. Козлова, работавшая художницей у Сергея Сергеевича, вспоминает: «Однажды придя в Институт, как всегда к девяти часам утра, я, сняв в раздевалке пальто, направилась в вестибюль (бывшую церковь) к выходу во двор, чтобы пройти в хирургический корпус. Вдруг слышу сверху громкий голос Сергея Сергеевича:

Ольга, поднимайся по лесам ко мне, будем отмывать пятки апостолам. Там внизу стоит ведро с водой, захвати его, а то в моем ведре вода уже грязная… И вот с ведром воды поднимаюсь по шатким лесам. Поставив ведро около Сергея Сергеевича, я включаюсь в необычную работу – мочалками и щетками отмываем штукатурку.

Три, три, Олюшка, быть может удастся увидеть замечательную живопись, говорит Сергей Сергеевич, макая свою мочалку в чистую воду, - что-то многовато штукатурки, - продолжает он, - только бы добраться до первых слоев краски…

За работой мы не сразу услышали крики Натальи Владимировны, которая настойчиво просила нас слезть с лесов – она была недовольна затеей своего мужа. – Ольга, прошу тебя убедить Сергея Сергеевича сойти, ведь это сумасшествие! – раздавался ее голос снизу.

Скоро сойдем, Наташенька, ты не беспокойся. Необходимо узнать, есть ли прослойка материала под штукатуркой…

Вдруг обернувшись ко мне, Сергей Сергеевич воскликнул: «Молодец этот человек, который все же проложил материал! Смотри Ольга!»

            В этот момент Сергей Сергеевич приподнял кусок марли с известкой, и под ним я увидела хорошо сохранившуюся часть пятки в цвете. Радости не было конца: «Давай еще потрем, помочи больше известку, сырая легче отходит». Выявив таким образом всю ступню апостола, Сергей Сергеевич вытер руки и с сияющим лицом стал спускаться.

            Умелые руки специалистов отмыли всех апостолов и плафон. И теперь многие приходят посмотреть историческое здание Института им. Н. В. Склифосовского и, конечно, останавливаются в вестибюле, любуясь замечательной живописью начала девятнадцатого века знаменитого  Доминико Скотти.

Приводим выписку из протокола расширенного заседания партбюро Института, состоявшегося в марте 1954 г. На этом позорном заседании, С. С. Юдину, как Главному хирургу и заместителю директора по научной работе (сам он членом коммунистической партии естественно никогда не был), пришлось отчитываться за лечебную и научную работу, осуществленную в 1953 г. А ведь был он в этой должности в том году всего 5 месяцев.

            Из протокола №23 открытого партийного собрания Института им. Н. В. Склифосовского от 5 марта 1954 г., приуроченного к годовщине смерти Сталина и проводившегося менее чем через 8 мес., когда С. С. Юдин был восстановлен в должности заместителя директора по научной части и главного хирурга Института:

            …Петров Б. А. – Я понимаю, какое сегодня ответственное заседание партийного бюро и знаю, что на подобных заседаниях говорят очень остро, критично. Однако я должен оговориться и постараюсь в самых легких тонах говорить о том, что у нас творится, жалея друг друга и, главным образом, Сергея Сергеевича Юдина, которому неприятно будет слушать критику. Критика нам нужна и с этим надо соглашаться, памятуя о том, что ровно год тому назад умер товарищ Сталин, который нас учил самокритично относиться ко всему, а так же к своей работе. Мы же должны быть врачами. Сделанный Вами С. С. Юдин доклад не мог удовлетворить Вас самих. Вы касались очень много хозяйственной жизни Института, что не имеет к Вам никакого отношения. Говоря в своем докладе о научной работе, Вы ухитрились сказать только о своей работе и лично своих проблемах, в частности, о работе переливания трупной крови. Замечания комиссии, профессора Петельбаумана и профессора Герке, все справедливы и все высказанные недостатки в нашей работе как в лечебной, так и в научной не случайны. Когда Вы покинули Институт на пять лет, он не стоял на месте и сделал огромную работу, вместе со всей страной и мы сделали огромный шаг вперед.

            Когда Вы, Сергей Сергеевич, вернулись к нам в Институт, то Вы пришли как раз в конференц-зал, где мы все были. Вы тогда выступали хорошо и тон был необычный и сказали об этом на конференции и обещали нам помогать.

            Вскоре после Вашего возвращения я ушел в отпуск, а, вернувшись через полтора месяца, я не узнал ни Вас, ни Институт. Вы почувствовали себя человеком, которому все позволено. Откуда Вы это взяли, не знаю. Вы хотели расправиться с некоторыми людьми, активно работавшими без Вас, со мной. Вы говорили, что такие люди нужны на периферии, но они нужны и здесь. Вы бросились в министерство не говоря никому ни слова. Вы занялись удалением отсюда доктора медицинских наук Лобачева С. В. и доктора медицинских наук Г. Р. Хундадзе. При таких огромных обязанностях, которые возлагаются на Институт, они нам очень нужны. Вы приняли меры к удалению моей кафедры, поставив этот вопрос перед министерством, хотя я был выбран и утвержден по конкурсу. Это было не мое решение. Вам не следовало бы так поступать в отношении меня.

            Вопрос о научной работе для Института им. Н. В. Склифосовского имеет огромное значение. У нас вышли очень хорошие диссертации, мы старались вовлечь массу людей в научную работу. Мы много занимались устройством общемосковских конференций. Институт им. Н. В. Склифосовского получил возможность посылать своих хирургов с докладами на хирургическом обществе. Я избран председателем Московского общества хирургов и отношу эту заслугу за счет Института им. Н. В. Склифосовского. За истекшие полгода мы мало выступали в хирургическом обществе и на это есть причины. Например, Управление хирургического общества запланировало выступление И. И. Соколова с небольшой демонстрацией. Но мне пришлось выступить и сказать, что больной заболел, когда он совсем был здоров, а дело в том, что, видите ли с профессором С. С. Юдиным не согласовано, хотя заявка была подана еще до Вашего возвращения в Институт.

            Второй пример: доктор медицинских наук С. В. Лобачев отказался сделать доклад на хирургическом обществе, потому, что не знал, как к этому отнесетесь Вы.

            Мне кажется, что председатель хирургического общества не должен быть зависим от С. С. Юдина. Сегодня мне звонил председатель общества ортопедов и травматологов Москвы и области и говорит: «Живы ли Вы или нет? Что случилось? Почему Вы заглохли и не выступаете с докладами?». Я ему сказал, что я теперь не знаю, звоните профессору С. С. Юдину.

            Вы себя Сергей Сергеевич, поставили изолированно, окружаете себя некоторыми лицами, а огромная масса осталась в стороне.

            Вы представляете себе, что Институт им. Н. В. Склифосовского – это Ваша вотчина. Никто из нас не сомневается в том, что Вы талантливый хирург и многие может быть скажут, что я завидую Вам. Это не так, я очень рад, что снял с себя бремя ответственного хирурга. Это трудная должность. Роль Главного хирурга объединяющая, направляющая и организующая, а Вы привлекаете к себе группу лиц, к которым Вы особо хорошо относитесь и, таким образом, группируете людей.

            За 8 месяцев пребывания в Институте Вы ни одного раза не пригласили меня к себе и не спросили, как мы тут жили и что делали. Это трудно себе представить, но это так.

            Масса интересных случаев, которые следует обсудить, но мы их не обсуждаем. Вы, наверное, Сергей Сергеевич, не замечаете, что у нас нет руководства. Даете тему диссертационную. Пиши, а в конце прочитаете. Так это не делается.

            Вы говорите, что очень заняты, но Вы очень часто были заняты чем не нужно (хозяйственные вопросы и тому подобное). Вы должны заниматься наукой и руководить большим коллективом. За все это время Вы вели себя не так как нужно, во главу угла Вы всегда ставили свое «Я». Вы очень много уделяете внимания только Вашим операциям и Вашим личным переживаниям.

            У нас в Институте все делает атмосфера, она влияет на то, что самые маленькие люди могут работать. У нас в Институте все друг друга боятся. Самое страшное это то, что у Вас есть подхалимы, которые Вам наговаривают.

            Существует этика, которую нужно признавать, а Вы поступаете против этики. Вот факты, Сергей Сергеевич, неправильного Вашего поведения. Например: привезла мать своего маленького сына Витю с рубцовым сужением пищевода и передала мне в руки, которого я оперировал и мы сделали ему первый этап оперативного создания искусственного пищевода. Все было хорошо, однако в мое отсутствие, вернее за два дня до моего возвращения, о чем Вы конечно знали, Вы взяли этого мальчика и сделали операцию (соединили выведенную кишку с пищеводом) и мальчик умер.

            Еще пример. Лежал у нас больной Пахомов. Моя группа врачей (подчеркнуто авторами) говорила Вам, что это больной Бориса Александровича, но Вы ответили, что оперируете не хуже меня и тому подобное.

            Вы не можете привести ни одного случая, чтобы я с Вами обходился грубо. Я всегда стараюсь с Вами быть корректным. Мы в нашем Институте все находимся врозь друг от друга. Это не хорошо. Мы работаем в одном Институте и задача у нас общая – поднять Институт им. Н. В. Склифосовского на высшую ступень, опираясь на весь коллектив в Институте.

            Мы хотим, чтобы наш Институт был Советским учреждением, и чтобы не секретарь парторганизации и не директор приходили кланяться к профессору С. С. Юдину, а чтобы все были на своих местах.

            Александров М. С. – У нас в Институте ужасная атмосфера… Потоки грубейшего обращения молодого врача Салахетдиновой к пожилому профессору…Я рад возвращению Сергея Сергеевича… Борис Александрович к С. С. Юдину относится совершенно неправильно.

            Скоробогатова В. А. -… О выступлении Б. А. Петрова. Насчет создавшихся группировок. Вот именно, что группировки неравные. Около Б. А. Петрова более сильная группировка: Сидоркин, Петров П. Н и многие другие, а вокруг профессор С. С. Юдина – я да Ступина и мы ничего не можем сделать. Поэтому группа Б.А.Петрова явно перетягивает. Профессор С. С. Юдин никого не выживал из Института, а Б. А. Петров выжил Е.Г.Цуринову, которая проработала в Институте 25 лет и которая специалист своего дела. Я хочу сказать, что профессор С. С. Юдин к профессору Б. А. Петрову относится хорошо, а последний наоборот плохо.

            Арапов Д. А. – Б. А. Петров не разговаривает с Сергеем Сергеевичем – недопустимо.

            Андросов П. И. – Меня очень потрясло выступление Петрова Б. А. Оно было несправедливым. Профессор Б. А. Петров и профессор Д. А. Арапов были правой рукой профессора С. С. Юдина, но Б. А. Петров отвалился.

            Конуповская Л. С. - …Профессор Б. А. Петров гораздо моложе профессора С. С. Юдина и должен обоюдно работать.

            Шумилин Н. А. – Выступление Петрова Б. А. было беспринципное. Я его лично очень уважаю, но выступление его неправильное.

            Попов М. Н. – Сергей Сергеевич редко делает обходы в отделениях….Нельзя пугать тем, что я Юдин могу позвонить Маленкову, Хрущеву, министру. Не надо запугивать. Не может быть такого положения, чтобы директор и секретарь парторганизации ходили к Юдину на прием. А надо делать наоборот.

            Владимирович Г. А. – С. С. Юдин является украшением Института.

            Тарасов М. М. – Я горжусь, когда профессор С. С. Юдин здоровается с няней за руку и целует ее. Я уверен, что они и работают от этого лучше, так как чувствуют заботу.

            С. С. Юдин – Заведующий Горздравотделом передал мне приказ еще не подписанный, где я назначался заведующим I-ой хирургической клиникой. После этого я поехал к министру и потребовал вмешательства Министерства внутренних дел и самого Н. А. Булганина для того, чтобы все поняли, что такое «полная реабилитация».

            …Я согласен с тем, что в роли председателя хирургического общества Вы Б. А. Петров абсолютно можете не считаться со мной, но если так ставятся доклады из Института им. Н. В. Склифосовского, без моего ведома, это не корректно, но, тем не менее, я никогда не возражал. И Лобачеву я не запрещал делать доклады.

            В. А. Скоробогатова, проработавшая в Институте им. Н. В. Склифосовского тридцать лет, участница Великой Отечественной войны.

            «Я много думала о том, когда, как, с чего началась, как выразился Тарасов «резня» между Петровым и Юдиным?  Первое, что пришло на ум, - борьба за влияние, за власть, за авторитет… Все у Юдина было, а Петров к тому стремился… Борьба не двух равных, а ученика с учителем, ученика, который так и не смог превзойти потом своего учителя.

            Петров не был настолько туп, чтобы этого не понимать. Может быть Юдин его в чем-то угнетал, притеснял? Этого никогда не было. Он радовался каждому успеху Петрова в хирургии, поддерживал, помогал, да просто его любил! Впрочем так относился не только к нему, - к Арапову, Розанову, Бочарову…

Очень точно сказал о нем в некрологе Алексей Дмитриевич Арапов: «Как истинно талантливый человек, он не боялся сильных сотрудников и окружал себя способными работниками. Доверчивый и всепрощающий, он не понимал зла… Он был легок и приятен как руководитель молодых врачей, «не давил»…

            У меня сохранился еще один, особенно дорогой документ той военной поры – замечательное, глубоко патриотическое письмо Сергея Сергеевича Юдина на фронт одиннадцати его ученикам – «докторам и докторассам», как он называл. Это письмо мы вспоминали тогда, как наказ любящего отца. Я читала его своим мальчикам, когда подросли, теперь читаю внучкам. Почему я о нем вспомнила? Ведь первой из перечисленных в нем фамилий стоит – Б. А. Петрова, так высоко Юдин его ценил и уважал.

            Последующие однако события посеяли во мне глубокие сомнения в ответной доброжелательности Бориса Александровича.

            В конце лета или начале осени 1942 г. Петров защищал свою докторскую диссертацию, построенную на богатом материале по тем же самым гипсовым повязкам. Во всем, в осуществлении и написании диссертации, ему очень много помогал, консультировал, «проталкивал» Сергей Сергеевич. Все это происходило на моих глазах.

            Мне удалось вырваться на пару дней в здание ЦИУ, что на площади Восстания. Еще помню, что меня удивило и резануло: соискатель с благодарностью называл немало фамилий хирургов, ординаторов, лаборантов, даже студентов, которые помогали накапливать материал и данные и консультантов. И ни разу не упомянул Сергея Сергеевича Юдина, не ссылался на его труды, не говорил о его помощи. Как будто это происходило не в том Институте, где он главный хирург, как будто никакого отношения Петров  к Юдину не имеет, да и вообще можно подумать, что нет его на свете…

            Я не смогла скрыть недоумения. В тот же вечер, выбрав удобный момент, спросила об этом Петрова. Бориса Александровича просто мой вопрос застал врасплох. Через секунду – другую пробурчал что-то невразумительное, вроде того, что, мол, об этом не знает.

            Арест С. С. Юдина произошел не в мое дежурство. В институте сразу же начались перемены. Петров вскоре вступил в партию, все увереннее забирал власть в свои руки, и кое-кто это вскоре почувствовал. От Юдина, когда его выпустили на свободу, перевезли в Новосибирск, приходили письма, но ими не хвастали, говорили о них шепотом. О том же, что Петров игнорировал запрос Юдина на архивные материалы по его всемирно известным работам, связанным с переливанием трупной крови и прободным язвам за двадцать лет – с 1928 по 1948 гг., т. е. за время его руководства хирургией в институте, я узнала из опубликованных совсем недавно писем С.  С.  Юдина к А.  Г.  Савиных.

            «В Москве мой выход на свободу был радостно встречен очень многими хирургами, за исключением моего преемника, для которого мое возвращение на волю – явный и в высшей степени неприятный эпизод. Вот уже более двух месяцев он не отвечает на мою корректную просьбу: разрешить мне использовать архивные данные по переливанию трупной крови и прободным язвам за годы моего руководства хирургией в институте, т.е. за 1928 – 1948 гг.

            Мне точно известно, что с этим моим письмом преемник ездил в Министерство здравоохранения, стремясь защитить свои позиции главного хирурга Института от каких-либо напоминаний о том, что захваченное им научное наследство получено лишь благодаря несчастному случаю с их законным владельцем…»

            Тут уж двигали Петровым не только жажда и тщеславие, а кое-что похуже».  

            Более того, несмотря на огромную помощь, которую оказывал С. С. Юдин Б. А. Петрову в оформлении докторской диссертации, последний даже не пригласил его на защиту.

            С. С. Юдин, как я уже упоминал, стал не щадя себя много работать и оперировать. И это после тяжелых мучений в тюрьме и перенесенных двух инфарктов миокарда. Со мной он поделился своими дальнейшими планами научной работы. Так, С. С. Юдин собирался продолжить изучение проблемы переливания кадаверной крови, разработать совершенно оригинальную методику оперативного лечения асцита. Он мечтал написать учебник по «острому животу» на основании громадного личного опыта. Он не стал сводить счеты и мстить обидчикам, а отдал все силы хирургической работе и организаторской деятельности - наладил безукоризненный учет, контроль и последующее наблюдение за лечившимися в институте больными. На место случайных выводов пришла четкая медицинская статистика, которая обеспечивала и обоснованные практические рекомендации. Но… многое осталось только на начальных этапах. Многого он не успел сделать из-за преждевременной кончины.

Через 11 месяцев после возвращения из ссылки, летом 1954 г. С. С. Юдин был приглашен в г. Киев для участия в работе конференции украинских хирургов.

            Лебединой песней С. С. Юдина было председательство на VIII съезде хирургов Украины, где он в последний раз триумфально выступил. Его появление встретили множественными аплодисментами, как мученика коммунистического режима. Когда он появился в зале, все присутствующие встали и устроили бурную овацию. В своей блистательной речи он представил анализ перспектив развития хирургии в стране и указал пути для преодоления основных трудностей.

            На следующий день была предложена всем участникам съезда поездка на теплоходе по Днепру. Но Сергей Сергеевич решил уехать раньше (несмотря на плохое самочувствие), чтобы закончить работу над версткой монографии «Этюды желудочной хирургии». Он словно чувствовал близость своей смерти.

За два месяца до кончины Сергей Сергеевич высказал мне три своих желания: прожить еще три года, умереть на работе и быть похороненным на Новодевичьем кладбище. Волею судьбы, только последнее его желание сбылось. Сергей Сергеевич любил посещать Новодевичье кладбище. Его атмосфера создавала особое погружение в прошлое. Дорогие сердцу памятники возвращали ему веру в победу справедливости и добра. Это помогало бороться с одиночеством и непониманием:

В Киеве С. С.  Юдин тепло общался со своим другом, родственной "художественной натурой" - известным хирургом А. П. Крымовым, братом выдающегося художника Н. П. Крымова. Получил в подарок очень понравившийся "Пейзаж с прудом". Друзья очень много говорили. Животрепещущие темы бесед, видимо, уже никогда не станут достоянием общественности. Перед отъездом, закончив утреннее заседание, вместе с Б. В. Петровским утром 11.07.54 г. С. С. Юдин посетил старую психиатрическую больницу г. Киева, в которой сохранилась неоконченная фреска М. А. Врубеля "Скрежет зубовный" и которую он долго мечтал увидеть. Долго смотрел на живопись и не хотел уходить. К вечеру вернулся на конференцию. Ему предстояло произнести заключительное слово председателя, фактически первое после нескольких лет вынужденного молчания. Сидя в президиуме, С. С. Юдин, по-видимому, почувствовал себя плохо и попросил чаю с коньяком. Его заключительное слово вновь было встречено громом аплодисментов.

Но его торопили - нужно было лететь в Москву. Там уже были назначены ответственные операции.

В день отъезда 12 июля 1954 г. Сергей Сергеевич вновь пожаловался на боли за грудиной. От госпитализации и обследования категорически отказался. Поднялся на борт самолета с профессором А. А.  Багдасаровым. На высоте 2 км боли резко усилились. Специально снизили высоту полета. С борта самолета сообщили, что у С. С. Юдина сердечный приступ. Больному стало несколько лучше. На аэродроме после посадки от предложенной госпитализации так же отказался. Решил поехать домой, чтобы после небольшого отдыха направиться в клинику к своим больным. Однако в постели лучше не стало. Отмечал спазм в горле, боль в груди поднималась все выше. Был необычно возбужден, обсуждал результаты съезда. Ведущий терапевт Института им.  Н. В. Склифосовского О. И. Глазова и операционная сестра М. П. Голикова ввели морфий. Больной успокоился, но когда через некоторое время жена Наталья Владимировна заглянула в комнату, - рука хирурга безжизненно свисала с края постели. Сергей Сергеевич Юдин умер в 62 года от инфаркта, по-видимому, так и не проснувшись.

Он оставил нам около 200 различных печатных работ, 18 монографии, неоконченные рукописи и добрую память.

 В день похорон английский хирургический журнал писал: «Мы подавлены этой потерей… Это большая для нас утрата. С. С. Юдин, который был столь же выдающимся и вечно ищущим хирургом, как и большим человеком и великим гуманистом».

Вдова, Наталья Владимировна, потребовала, чтобы целый ряд сотрудников Института не приходили на похороны. Это были люди, которые после ареста С. С. Юдина, предали его и стали ярыми сторонниками Б. А. Петрова. Ряд врачей – коммунистов поносили своего прежнего учителя и на партийных собраниях его не заслуженно травили. Это благодаря партийной дисциплине. Некоторых представителей дирекции Института на похоронах тоже не было.

В день похорон тысяча москвичей, среди которых было великое множество его пациентов, исцеленных им людей, заполнили Колхозную площадь (теперь снова Сухаревская площадь), чтобы проститься с этим выдающимся человеком. Гражданская панихида проходила в конференц-зале Института. Многие известные хирурги и почитатели таланта С. С. Юдина стояли в почетном карауле.

При прощании с Сергей Сергеевичем прекрасно пел солист Большого театра А. С. Пирогов траурную кантату. Торжественность и глубина музыки соответствовали настроению. На похороны пришел генерал-лейтенант граф Алексей Алексеевич Игнатьев (1877 – 1954 гг.). Он был в мундире, к которому были прикреплены ордена, полученные во времена царствования Романовых и современные. Будучи в дружеских отношениях, Алексей Алексеевич, по старому обычаю, опустился рядом с гробом на одно колено, уперся лбом в край гроба, постояв так минуту, поднялся, перекрестил Сергея Сергеевича, поклонился ему, поцеловал, прощаясь со своим большим другом. Среди присутствовавших на Сухаревской площади было много людей с расстегнутыми сорочками, которым С. С. Юдин выполнил эзофазопластику.

О. П. Козлова вспоминает: «Я конечно не могла придти к его гробу без белых роз (за несколько месяцев до кончины С. С. Юдин сказал – Вот, Олюшка, если я умру, ты принесешь мне белые розы?…Лицо Сергея Сергеевича было спокойным. Я поцеловала его и, выполняя высказанную им просьбу, разложила белые розы вокруг головы. Когда гроб с телом Сергея Сергеевича несли к машине, один рабочий плача громко говорил: – Зачем ты ушел…лучше бы я умер, ведь ты спас меня от смерти и скольким еще ты дал бы жизнь! ».

Он был похоронен на Новодевичем кладбище, которое он очень любил и часто посещал.

Барельеф на его могиле выполнил известный скульптор М. П. Оленин.

Нельзя не упомянуть и о судьбе операционной сестры М.П.Голиковой. После смерти С. С. Юдина у Марины Петровны резко обострились отношения с Б. А. Петровым. Она перешла на работу из операционной в шоковое отделение. Все свое свободное время она отдавала обработке остатков обширного юдинского архива. Она собирала сохранившиеся рукописи, составляла его книги. Искала и восстанавливала все сведения о нем, отзывы людей, которые лично знали Сергея Сергеевича. Планировала издать альбом о его жизни и научной деятельности. Отыскивала тезисы, наброски статей, листочки и клочки бумаги с записями, изучала его наследие. Это был нелегкий труд. Своей бескорыстной работой она хотела искупить свою вину и закрепить за С. С. Юдиным добрую память будущих хирургов и научных работников.

Редактировать рукописи помогали преданные С. С. Юдину ученики, среди которых выделялись член-корреспондент АМН СССР Д. А. Арапов, д.м.н. К. С. Симонян, профессора А. В. Мельников и Б. С. Розанов, М. П. Голикова. Одна за другой посмертно стали выходить монографии. В 1954 г. – «Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода». В 1955 г. - "Этюды желудочной хирургии". Монография создала целую эпоху в отечественной науке. Несмотря на все преграды, этот изящный труд был переиздан в 1965 г., а впоследствии и в 2003 г. А ведь за эти книги друзьям С. С. Юдина пришлось долго воевать с заместителем директора по научной работе Б. А.  Петровым, делавшим все возможное, чтобы они не вышла в свет.

Мне вспоминается 1948 г., когда произошел следующий довольно неприятный эпизод, о котором рассказывали очевидцы. С. С. Юдин только что закончил работу над монографиями «Этюды желудочной хирургии» и «Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода». В день ареста Сергея Сергеевича, гранки его двух книг находились в его кабинете. Тогдашний Министр здравоохранения Е. И. Смирнов вызвал к себе учеников С. С. Юдина – Б. С. Розанова, Д. А. Арапова и Б. А. Петрова и объявил им: «Юдин шпион, его арестовали, и навсегда. А книги надо выпустить, беритесь за дело». Д. А. Арапов и Б. С. Розанов естественно отказались, а Б. А. Петров, зачеркнув имя С. С. Юдина, начал переделывать рукописи под своей фамилией.

После ареста С. С. Юдина, ни Б. С. Розанов, ни Д. А. Арапов не заняли его кабинет, но это незамедлительно сделал Б. А. Петров, как я же упоминал, сам провозгласивший себя главным хирургом Института.

В ближайшие же дни после ареста Сергея Сергеевича, в Институте им. Н. В. Склифосовского состоялось партийное собрание в присутствии сотрудников НКВД, на котором директор Института Б. В. Нифонтов и Б. А. Петров всячески «клеймили» С. С. Юдина как английского шпиона и врага народа.

 Далее, в 1960 г. вышли в свет монографии: «Вопросы военно-полевой хирургии и переливание посмертной крови» и «Избранные произведения», 1962 г. – «Хирургия язвенной болезни желудка и нейро-гуморальная регуляция желудочной секреции у человека».

Неповторимый стиль и широкая эрудиция автора до сих пор привлекает внимание истинных хирургов и ученых. Однако руководство Института им. Н. В. Склифосовского считало эти работы несвоевременными. Доброе имя академика С. С. Юдина в родном институте всячески старались забыть и принизить.

Б. А. Петров изъял из историко-мемориального музея фильмы С. С. Юдина (1931 г.), которые были посвящены оригинальным операциям и демонстрировались на Международном конгрессе хирургов в Париже, Испании и Англии, во время его командировок в 1932 г., а в настоящее время музея вовсе не существует.

Непонятные и странные вещи происходили с Б. А. Петровым. Как я уже не раз писал, С. С. Юдин всегда считал его самым лучшим и преданным своим учеником. В частности, Сергей Сергеевич настоял на том, чтобы в 1936 г. Б. А. Петрову высшая аттестационная комиссия по совокупности работ присудила степень кандидата медицинских наук, а в 1940 г. С. С. Юдин предложил ему занять место доцента на кафедре неотложной хирургии ЦОЛИУв. Но Б. А. Петров, по-видимому, все время жаждал полной и безраздельной власти.

В частности, занимаясь проблемой анкилозирующего спондилоартрита, он в 1938 г. оформил полученные результаты в виде докторской диссертации, но последняя не была принята к защите, так как была признана коллективным трудом. Это было серьезным ударом для Б. А. Петрова.

С. С. Юдин его всячески успокаивал и предложил очень выгодную тему для докторской диссертации по глухим гипсовым повязкам и, как мы уже знаем, во всем ему всячески помогал, протаскивал и консультировал. Б. А. Петров в 1942 г. успешно защитил докторскую диссертацию по этой тематике, а как он отблагодарил своего учителя, мы уже хорошо знаем.

О большой помощи С. С. Юдина в становлении Б. А. Петрова как крупного хирурга и ученого свидетельствует так же и следующий факт, из их совместной работы. Оформляя диссертационный труд, Б. А. Петров запланировал создание учебного кинофильма «Глухая гипсовая повязка», с целью скорейшего внедрения и пропаганды этого перспективного метода лечения.

В 1940 г. Б. А. Петров находился в Санкт-Петербурге, где он работал в госпитале во время советско-финляндского конфликта. С идеей создания и за помощью организации съемок научного кинофильма Борис Александрович обратился к медицинской администрации города, но получил категорический отказ.

Тогда в полном отчаянии он телеграфировал С. С. Юдину. Но, каково же было его удивление и радость, когда через неделю он получил не толь утешительный ответ, но и встретил С. С. Юдина на Московском вокзале. Таковы были реакция и оперативность его учителя. Но на этом вмешательство С. С. Юдина не завершилось, и на следующий день, состоялось свидание с Министром здравоохранения Е. И. Смирновым и начальником Главного военно-медицинского управления Красной Армии, который так же прибыл в Санкт-Петербург, и вопрос о немедленных сроках начала снятия кинофильма был незамедлительно и положительно решен. Более того, диктором кинофильма был сам Ю. Левитан.

Далее Б. А. Петров вспоминает: «Это было, кажется, первое мое публичное выступление, и волновался я необыкновенно…В огромной аудитории, что называется, негде яблоку было упасть. В первых рядах сидели С. И. Спасокукоцкий, М. М. Дитрихс, В. Р. Брайцев, С. С. Юдин и другие корифеи, тогда все уже пожилые люди, к которым я испытывал необыкновенное почтение…Просмотр прошел успешно».

Вот как относился С. С. Юдин к Б. А. Петрову, и что Борис Александрович со своей «командой» сделал с кинофильмом Сергея Сергеевича по желудочной хирургии, который с большим успехом демонстрировался во время его заграничных командировок, бесценными сегодня для нас личными вещами, юдинскими медицинскими инструментами и, главное, рукописями Сергея Сергеевича. Об этом мы уже знаем.

А вот документ, свидетельствующий о довольно странном, если не сказать, страшном поведении Б. А. Петрова, - письмо С. С. Юдина к А. А. Бочарову от 6.06.1948 г. (за пол года до ареста):

«Дорогой Аркадий Алексеевич! Анна Анатольевна подробно расскажет Вам об очередном дебоше, учиненном проф. Б. А. Петровым в купе с нашим Директором. Жертвой был избран СИМОНЯН, над которым и учинили публичную экзекуцию.

Давно уже разобравшись в личных душевных и моральных качествах Бориса Александровича, я, тем не менее не ожидал, что он может вести себя столь гнусно, не стесняясь открыто проявлять свои наиболее низменные свойства.

Я очень прошу Вас добиться от БАНАЙТИСА письменного наилучшего отзыва о диссертации СИМОНЯНА. Точно так же надо добиться письменных отзывов от КУПРИЯНОВА; в этом я тоже могу помочь, и сам переговорю с Петром Андреевичем в Риге.

Наконец, я, безусловно, добуду хороший отзыв об этой диссертации от Н. Н. Еланского. Все эти отзывы вместе с моим, Вашим и Араповским должны иметь подавляющий вес для участи самой диссертации, а мне они позволят разоблачить гнусные происки Петрова и Нифонтова.
Шлю Вам свой наилучший привет и благодарю за поздравление.
Терпеливо жду Вашего возвращения к себе в клинику.
Смотрите, - не опоздать бы: ведь Б. А. Петров, севши на мое место, вряд ли будет очень домогаться Вашего сотрудничества.
                                                                      С. Юдин».

 "Друзья" реабилитированного Сергея Сергеевича всячески изживали "юдинский дух" из музея и экспонировали собственные работы. И, следует заметить, не безуспешно, в чем можно убедиться, спросив молодых врачей Института им. Н. В. Склифосовского, что они знают о С. С.  Юдине?

Как-то к нам домой приехал средних лет врач, долго проработавший в одном из подразделений Института им. Н. В. Склифосовского и, увидев висевшую на стене большую фотографию Сергея Сергеевича, удивленно спросил: «А, это тот доктор, который все время сидел в тюрьме?»

Часть личных вещей Сергея Сергеевича, хранившиеся в музее Института, просто растеряли, а остальные отправили в Рижский музей, который был организован академиком П. И. Страдынем (об этом уже упоминалось).

Сподвижники профессора Б. А. Петрова (Сакаян и Н. Н. Еланский) пытались стать лаурятами Ленинской премии за работы В. Н. Шамова, С. С. Юдина, Е. Г. Цуриновой, М. М. Тарасова и А. Н. Филатова по «Переливанию посмертной крови», представленные на соискание Ленинской премии в 1962 г., хотя к этой проблеме практически никакого отношения не имели.

Интересно, что многочисленные письма и обращения в высшие руководящие учреждения, вплоть до отдела науки ЦК КПСС, подписаны: «медицинская сестра Голикова». И только благодаря активной поддержке ленинградских хирургов (И. И. Джанелидзе, А. В. Мельников и др.), "ученикам Юдина" не удалось присвоить идеи учителя и получить Ленинскую премию за работы по «Переливанию посмертной крови». «…не хотелось бы, чтобы такие люди носили высокое звание лауреатов Ленинской премии».

 Из письма М. П. Голиковой в Комитет по Ленинским премиям от 24.01.1962 г.

«В связи с представлением работы В. Н. Шамова, С. С. Юдина, Е. Г. Цуриновой, М. М. Тарасова и А. Н. Филатова по «Переливанию посмертной крови», отдельные лица совершенно необоснованно пытаются присоединиться к соавторству этого очень важного для страны научного труда, а отдельные организации ничем не брезгуют, чтобы оттянуть, а может быть и совсем свести важные научные открытия от обсуждения в Комитете по Ленинским премиям…

В. Н. Шамов имеет прямое отношение к этому открытию и не случайно ни один доклад, ни одна статья и лекция С. С. Юдина по поводу переливания посмертной крови не начинается без его имени.

Их совместная деятельность получила международное признание, и пройти мимо такого научного открытия просто нельзя, приоритет советской медицинской науки присуждением Ленинской премии был бы закреплен…

            Б. А. Петров намеренно сорвал заседание Ученого Совета Института им. Н. В. Склифосовского (29.11.1961 г.) с тем, чтобы помешать получению протокола (для Комитета по присуждению Ленинских премий)».

            Еще в 1948 г. (после ареста Сергея Сергеевича) Б. А. Петров и Г. Р. Хундадзе намеревались присвоить труды С. С. Юдина «Восстановительная хирургия при непроходимости пищевода».

Любопытно, что они начали отсчет своих наблюдений сразу после ареста Юдина, прооперировали довольно много больных, использовали возможности вошедшего в моду интубационного наркоза (конец 50-х годов), существенно снизили летальность, но в сущности, лишь внедрили в практику предложения Сергея Сергеевича и других хирургов, в том числе и из Сибири.

Б. А. Петров был, несомненно, хорошим хирургом и внес свой личный вклад в совершенствование эзофагопластики. Но темное пятно, павшее на него в "деле Юдина" - это не понятно и, по-видимому, навсегда. Было ли произошедшее случайностью? Что хотел Борис Александрович? Сегодня на этот вопрос ответить, по-видимому, невозможно.

Справедливости ради необходимо подчеркнуть, что в 1972 г. Б. А. Петров и А. П. Сытник выпустили замечательную монографию «Искусственный пищевод из тонкой и толстой кишки», в которой в качестве эпиграфа написали: «Памяти выдающегося мастера хирургии Сергея Сергеевича Юдина посвящаем. Авторы». В монографии приводится даже высказывание А. Г. Соловьева, что «способ Ру-Герцена был возвращен к жизни С. С. Юдиным». И вообще, в монографии много цитируют не только Сергея Сергеевича, но и его ближайших учеников (Д. А. Арапова, Б. С. Розанова, П. И. Андросова и др.).

Мне бы хотелось все-таки подчеркнуть, что в дальнейшем Б. А. Петров довольно неплохо ко мне относился, поздравлял с защитой докторской диссертации и другими праздниками, нередко давал ценные советы.

В 2003 г. я повторно запрашивал ФСБ (письмо датировано 14 марта 2003 г.). Кто и по какой причине донес на С. С. Юдина? «Сообщаем, что указанные Вами сведения документами дела не подтверждаются» (Управление регистрации и архивных фондов. Центральный архив. 04.04.03 .№ 10A-Ю –335. Москва».

М. П.  Голикова, прекрасно знавшая все тексты С. С. Юдина, легко уличала соавторов в нечистоплотности и беззастенчивом плагиате. Так, медицинская сестра, совместно с истинными друзьями и учениками Сергея Сергеевича, стала составителем и редактором многих посмертных трудов С. С. Юдина. Много души она вложила в последнюю незаконченную работу Сергея Сергеевича "Размышления хирурга", которая вышла задолго после его смерти в 1968 г., давно став библиографической редкостью, и продолжает доставлять читателю эстетическое наслаждение. И не только медикам.

Если бы не М. П. Голикова, то не было бы известной картины А. И. Лактионова о С. С. Юдине «После операции» (1965) и его учениках. Она подсказала эту идею художнику, помогала ему в работе. Сергей Сергеевич изображен с ампулой в руках, а вокруг ученики – Д. А. Арапов, Б. С. Розанов, А. А. Бочаров. Б. А. Петрова среди них нет.

Петербургские академики сдержали свое слово. Б. А. Петров стал член-корреспондентом АМН СССР только в 1961 г., а действительным членом  в 1966 г., т. е. через 12 лет после смерти С. С. Юдина.

5 июня 1973 г. Б. А. Петров скончался от ишемического инсульта атеросклеротического генеза. К сожалению, после смерти С. С. Юдина, Б. А. Петров не был удостоен высокими научными Государственными премиями. Был лишь награжден орденом Ленина в 1961 г. Автор книги «Б. А. Петров» (1982) Н. К. Пермяков заканчивает монография следующими словами: "Жизненный путь и творчество Б. А. Петрова – достойный пример для молодежи, посвятившей себя хирургии". Авторам этих строк трудно комментировать это высказывание.

            Когда Б. А. Петров умер и встал вопрос о его захоронении, то академики не допустили погребения его на Новодевичьем кладбище.

До сих пор в Москве не было больницы, названной именем С. С. Юдиным, хотя некоторые из них носят имена весьма мало уважаемых врачей – Вейсброда, Семашко, Соловьева, которые медициной почти не занимались, но зато были крупными коммунистическими деятелями. Что же говорить о том, что Клара Цеткин, Феликс Дзержинский, Бауман, не будучи врачами, получили честь красоваться в названиях крупных лечебных учреждений; их основная «заслуга» состоит в том, что они являлись ленинско-сталинскими прихвостнями, а некоторые из них, вроде Ф. Дзержинского, - палачами. Это позорно для Российских патриотов. Слава Богу, что вспомнили и вновь вернули прежнее имя Святого Владимира больнице при советском режиме, называвшейся имени Русакова, заслуга которого заключалась лишь в том, что он участвовал в зверском подавлении, так называемого кронштатского мятежа.

Сергей Сергеевичу поставили памятник в Новисибирске, где он был в ссылке и очень многим людям помог своим хирургическим талантом.

Несколько лет тому назад в Москве наконец-то открылся Респираторный и Нейрореанимационный Центр им. С. С. Юдина.