Неполноценность русских раздражает Медгазету? Острый сигнал (пересказ)

С 90-х гг. бюджетные ассигнования на медицинскую науку в РФ не превышали 20% от потребности.

Блиев Юрий. Письмо ученому читателю, или особенности национальной науки. МГ, №56 от 1.08.03.-С.10.

Самая крупная медицинская научная организация СССР была АМН. Она имела десятки НИИ. Во главе их, как правило, стояли академики АМН. Каждое министерство (Минздрав и Минмедпром) в свою очередь имели свои НИИ, центры и даже ОКБ. Еще много научных работников сосредоточено в высших учебных заведениях. Научная армада, если бы только перекладывала бумажки, могла бы случайно сложить что-либо путное, вроде таблицы Менделеева. Все они подчинялись ЦК Партии. Преимущество – стабильность кадров, независимо от заказов. У работников – чувство стабильности. Но у ученых не было стимула к самосовершенствованию, не было научного соперничества, стремления к генерации новых идей, тем более к их внедрению. Негласный раздел сфер влияния и некомпетентность руководства. Академики распределяли средства как верховные судьи в своей области. Руководили редакционными коллегиями – монополисты в области знаний. Наука организовывалась по той же тоталитарной системе. Академиков практически выбирали чиновники из КПСС. Во главе направлений вставали откровенные карьеристы и некомпетентные люди. Яркий пример – Лысенко. Ученая степень кандидата и доктора автоматически приводила к повышению зарплаты и заграничным командировкам. Двойная мораль, вседозволенность привели к возникновению научных банд. Откровенные паханы признавали исключительно личные интересы и амбиции. За спиной корифеев, номинальных боссов, они вершили судьбы целых научных коллективов. Игнобелевские лауреаты. Один «лауреат игнобеля» за 10 лет публиковали 948 научных работ. Одна работа в 3,9 дня. Первоклассные ученые не определяли научную политику страны.

А что сейчас в России? То же самое. Все упования на перекрой бюджета – пустые хлопоты. Наука получила такой урон, что для восполнения рядов ученых придется приглашать специалистов из развивающихся стран. Студенты думают только о заработке. Компетентные профессора и преподаватели разбегаются. Оборудование устаревает и приходит в негодность. Из-за нестабильности политической ситуации в России, огромных налогов, бюрократии, взяточничества и мафиозных структур западные инвестиции в экономику ничтожны. Сейчас наука стала интернациональной и коллективной. Русский мозг предпочитает одиночество. Нобелевские лауреаты – китайцы, индусы, пакистанцы – все трудились в западных, гл. обр. США, научных центрах. За 70 лет отечественную науку буквально пинками сбивали с троп мирового развития научной мысли. Нобелевский лауреат акад. И.Павлов сказал в 1932 г. (через пару лет, если бы не смерть, он оказался бы в застенках НКВД): «Должен высказать свой печальный взгляд на русского человека, он имеет такую слабую мозговую систему, что не способен воспринимать действительность как таковую. Для него существуют только слова. Его условные рефлексы координированы не с действиями, а словами». Эта фраза представляется ключом к пониманию «русскости» в науке.

Финансирование по-американски (idem ibidem)

Оно осуществляется через Нац. научный фонд, которое финансирует только конкретные проекты, идеи, разработки. Тематику предлагают как ученые, так и департаменты. Раздаяа грантов – только на конкурсной основе. Их получают научные лаборатории, университеты, институты, фирмы. На первом этапе (до 100 тыс. долларов) исследуются теоретические возможности и преимущества новой концепции, прибора, изделия. На втором (300-700 тыс) создается и испытывается опытный образец. Третий – производство нового продукта предлагают всем желающим фирмам. Но только американским. Так государство все берет на себя. Но нельзя делать вывод, что все беды российской науки от бедности. Если обрушить на нашу науку денежный ливень, мы вскоре убедимся, что ее организационная модель весьма порочна и малопродуктивна.